Эвис, нахмурившись, проглотила кусочек ветчины. По ее лицу было заметно, что она ему не верит.
– С чего ты это взял?
– Ты мне не веришь? Хорошо. Тогда, может, хочешь послушать о леди Сьюзен Хайд и ее манере вести себя в постели? Биллингсуорт позаботился, чтобы об этом стало известно.
– Леди Сьюзен была его любовницей? – Эвис в раздумье закусила губу, словно гадая, правда это или нет. – Но почему я должна тебе верить? Откуда мне знать, может, ты только что это выдумал?
– По словам нашего «писателя», она предпочитает заниматься любовью с двумя мужчинами одновременно, а у него нет ни малейшего желания участвовать в этих оргиях, потому как его, мол, просто тошнит от подобных женщин.
Вилка Эвис со звоном упала на тарелку. Брови ее поползли вверх, рот приоткрылся. Увидев потрясенное выражение ее лица, Бэннинг едва не рассмеялся.
– С двумя мужчинами?! Одновременно?! Господи, спаси и помилуй… вот уж никогда бы не подумала! Да как такое вообще возможно?!
– Ну… я тебе как-нибудь объясню. В другой раз, хорошо? – давясь смехом, пробормотал Бэннинг.
Нет, все-таки она удивительная женщина, с нежностью думал Бэннинг. Он просто не мог дождаться, когда сможет показать ей, какая страсть скрывается в ней самой.
Проведя весь вечер наедине с Бэннингом за разговорами об искусстве и литературе, Эвис по-прежнему терялась в догадках, что же он за человек. Ей казалось, она знает двух Бэннингов. Один – старший брат ее ближайшей подруги, с которым она знакома без малого восемь лет и все эти годы ссорилась и пререкалась. И другой, совершенно незнакомый ей мужчина – с ним ей было легко, удобно и никогда не было скучно. Она гадала, догадывается ли Бэннинг, что с каждым часом, проведенным в его обществе, ее все сильнее и сильнее тянет к нему, а узы, связывающие их, становятся все крепче. С каждой минутой Эвис открывала в этом человеке все новые, до сих пор неизвестные ей качества, о которых раньше она и подумать не могла. И по мере того как она узнавала его, он все больше ей нравился.
Она свернулась калачиком на оттоманке возле окна и любовалась морем, а он играл для нее на фортепьяно. Ей и раньше доводилось слушать чужую игру, но Бэннинг играл так, что она впервые пожалела, что ее никогда не учили музыке.
– Это Моцарт?
Он улыбнулся и покачал головой, а его пальцы еще быстрее забегали по клавишам. Эвис сдвинула брови и задумалась.
– Тогда Гайдн?
– Нет.
Ей стало стыдно. Она даже представить не могла, до каких пределов простирается ее невежество.
– Сильно сомневаюсь, что тебе удастся угадать автора, – проговорил он. Доиграв до конца, он повернулся и с улыбкой посмотрел на нее.
– Ладно, сдаюсь, – пожав плечами, улыбнулась Эвис.
– Это один малоизвестный английский композитор, имени которого никто не знает. Возможно, потому, что его произведения звучат только в этой комнате, – ухмыльнулся Бэннинг.
– Неужели ты?! – выдохнула она.
– Да. Ты удивлена? Это мое любимое хобби, чтобы как-то скоротать вечера, которые я провожу здесь в полном одиночестве, – объяснил он.
– Но это же просто… просто великолепно! – восторженно воскликнула Эвис. – Почему ты никогда не исполняешь свои произведения?
Встав, Бэннинг подошел к открытому окну и некоторое время молча любовался морем.
– Но ведь я – граф, Эвис, ты забыла? – тихо проговорил он. – Это моя главная роль в свете. А музыка… музыка – просто увлечение.
Она сорвалась с дивана и подбежала к нему.
– Не просто увлечение! Это то, что ты любишь! У тебя талант.
– Возможно, это и так, – согласился он. И, наклонившись к ней, легко поцеловал ее в щеку. – Но мой долг и мои общественные обязанности для меня превыше всего. А сейчас для меня на первом месте ты.
Схватив Эвис в объятия, он крепко прижал ее к себе и поцеловал долгим, страстным поцелуем. Потом отодвинулся.
– Почему бы тебе не переодеться к ужину?
Эвис молча кивнула. Сегодня вечером она готова сделать для него все, что он только пожелает, лишь бы доставить ему удовольствие. Она не будет отталкивать его – наоборот, станет с радостью принимать его ухаживания. Твердо решив соблазнить Бэннинга, она вытащила из саквояжа единственный наряд, подходивший для этой цели.
Изумрудно-зеленое платье самым выгодным образом подчеркивало ее прелести, во всяком случае, так уверяла ее портниха. Миссис Хатауэй, охая и ахая от восторга, помогла ей застегнуть его, но потом отправилась на кухню присмотреть за приготовлением еды. Поскольку она не привезла с собой свою горничную, которая могла бы помочь ей причесаться, выбор у Эвис был невелик. Она могла бы, как обычно, заколоть волосы тугим узлом на макушке или оставить их распущенными. Поразмыслив, она предпочла последнее, вспомнив, что Бэннинг всегда восхищался тем, как они темным водопадом спускаются ей на спину. Благодаря теплому влажному воздуху волосы завились кудрями, поэтому, повертевшись перед зеркалом, Эвис пригладила их щеткой, подкрутила пальцами локоны у висков, чтобы те тугими спиральками обрамляли ей щеки, и решила, что выглядит неплохо.
Низкий вырез платья, до половины открывавший грудь, придавал ей кокетливый вид, она чувствовала себя привлекательной и готовой к любовным подвигам – и она решила, что сегодня вечером ни в коем случае не позволит, чтобы подобное настроение пропало даром. Ей страшно хотелось чувствовать себя соблазнительной, а еще больше ей хотелось, чтобы Бэннинг нашел ее желанной.
Она чинно спустилась по лестнице и прошла в маленькую столовую в передней части дома. Кроме рассчитанного лишь на четверых стола и миниатюрного буфета в углу, тут не было ничего – по мнению Эвис, столовая как нельзя лучше подходила для интимного ужина вдвоем.
Услышав легкий стук ее каблучков, Бэннинг обернулся как раз в тот момент, когда Эвис проскользнула в комнату. При виде ошеломленного выражения его лица она едва удержалась, чтобы не рассмеяться. Но вместо этого она просто послала ему улыбку – улыбку, полную невероятного соблазна.
– Ты выглядишь… потрясающе! – пробормотал он.
– Благодарю. Просто я вдруг вспомнила, как ты говорил, что мне очень идет это платье… что я тебе в нем нравлюсь, – пробормотала она.
– Ты понравилась бы мне ничуть не меньше и без платья, – буркнул он.
Эвис не нашлась, что ответить, она внезапно обнаружила, что пересохшие губы отказываются ей повиноваться. Бэннинг смотрел на нее таким взглядом, что она не знала, куда девать глаза, – ей казалось, что платье куда-то исчезло и она стоит перед ним совершенно обнаженная.
– Думаю, нам лучше сесть за стол, – хрипло проговорил он.
