Снова посмотрев ей в лицо, он отметил, что оно неестественно бледно, а глаза лихорадочно блестят. Всем своим видом она демонстрировала крайнюю степень напряженности и нервозности. Стремительно шагала вперед, едва не переходя на бег.
Какое бы «семейное дело» она ни намеревалась решить, оно, похоже, не терпит отлагательств и очень важно для нее.
Двигаясь от hôtel, они миновали улочки квартала Марэ и теперь направлялись на юго-запад, к Сене. Наконец, через ворота Королевы они вышли на Королевскую площадь. Хотя некоторые дома, как и в Марэ, были заколочены и заброшены, но налет запустения не мог испортить ее ренессансной красоты.
По аллеям, обрамленным деревьями, покрытыми свежей весенней листвой, прогуливались няни со своими подопечными, хорошо одетые дамы в сопровождении камеристок, преисполненные чувства собственной значимости мужчины и несколько пар, держащихся за руки. На отдаленной лужайке резвились дети.
– Останьтесь здесь, – потребовала Элоди, нарушая затянувшееся молчание, чем очень удивила Уилла.
Если прежде ее лицо было бледно, то теперь на щеках играл лихорадочный румянец, глаза метали молнии, тело напряглось. Не оглянувшись, чтобы проверить, повиновался ли он ее приказу, она двинулась вперед.
Любопытство и благоразумие не позволили ему внять ее словам. Чувства обострились до предела, когда, следуя за ней на отдалении, он пытался понять, кто же привлек ее внимание.
По очереди окинув взглядом прогуливающихся джентльменов, он сосредоточил внимание на одном, остановившемся что-то сказать сопровождающей его девушке. Уилл находился на слишком значительном расстоянии от них и не мог слышать, о чем они говорят, но лежащая на плече девушки рука мужчины, тесное соседство их тел, едва не тершихся друг о друга, намекали на интимность. Неужели Элоди намерена поймать мужчину, которого любит, в объятиях другой женщины?
Она остановилась столь внезапно, что он едва успел затормозить, не выдав своего присутствия. Однако она была столь сосредоточенна, что, даже врежься он ей в спину, ничего не заметила бы. Уилл уже успел оценить всех людей, находящихся в поле ее зрения, но не смог понять, кого она ищет. Тут одна из нянь закричала:
– Нет-нет, неси мячик обратно ко мне, mon ange! А я брошу его тебе снова, Филипп.
Элоди резко втянула в себя воздух, заставив Уилла пристально на нее посмотреть. Она стояла, не шевелясь и не сводя взгляда с маленького темноволосого мальчика. При этом она с такой силой сжимала корзину с апельсинами, что побелели костяшки пальцев. На ее лице отражались надежда, радость и тревога.
Филипп. Филипп. Прозрение обрушилось внезапно, точно несущийся на полной скорости экипаж, разом лишив всех мыслей.
«Семейное дело», – сказала она. Не любовника она так отчаянно стремилась отыскать, но маленького мальчика с такой же, как у нее, улыбкой и глазами. Элоди Лефевр вернулась в Париж, чтобы найти своего сына.
Размеренным шагом Элоди приблизилась к детям, играющим на траве у мощеной allée[18] на Королевской площади. Ее сердце бешено колотилось в груди, кожу покалывало, будто материнская любовь, долго томившаяся в ней, пыталась вырваться на свободу и прилететь к Филиппу прежде, чем она сама достигнет его.
Кухарка в особняке Ларошери сообщила ей, что Филипп по-прежнему живет в Париже, а прямо сейчас играет с няней всего в нескольких кварталах отсюда. Элоди отчаянно захотелось увидеть его, снова заключить в объятия. Она яростно переводила взгляд с одного ребенка на другого, мысли в голове неслись вперед, точно стая преследующих лисицу гончих.
Его волосы по-прежнему черные как смоль, а глаза точно два уголька, светящиеся любопытством? Он, должно быть, похудел и уже ничем не напоминает пухлого малыша, которого ей пришлось оставить. Он превратился в подвижного, любящего играть мальчика, достаточно большого, чтобы можно было сажать его на лошадь. Нравится ли ему до сих пор играть с мячом и солдатиками, выпрашивает ли он по-прежнему сладости?
Тут она увидела его. Сердце остановилось, ноги будто приросли к земле, перед глазами все поплыло.
Филипп оказался выше, чем она ожидала, его лицо заострилось, щечки раскраснелись от игры, кожа сияла здоровьем, глазенки блестели. Он заливисто смеялся, гоняясь за мячом. Заметив непослушный завиток волос, спадающий на его лоб, Элоди почувствовала, как от радости сжимается сердце.
Осмотрев его фигурку, она обнаружила, что на нем модная одежда, пошитая из качественных тканей и хорошо сидящая. Няня смотрела на него с приязнью, неподалеку стоял дородный лакей, зорко наблюдая за происходящим.
Терзавшее Элоди опасение тут же развеялось. Она всегда винила себя за то, что распознала ловушку, лишь угодив в нее, но, по крайней мере, в одном она не ошиблась: у графини де Ларошери о Филиппе заботятся и хорошо с ним обращаются.
«Но ведь он принадлежит мне», – с яростной решимостью подумала она. Несмотря ни на что, ей удалось пережить выпавшие на ее долю суровые испытания и вернуться в Париж. Теперь она заберет сына, и только смерть может ей в этом помешать.
Тело Элоди сотряс мощный приступ эмоций, едва не заставивший броситься к сыну и обнять его. Она нервно вдохнула, пытаясь справиться с порывом. Филипп не видел ее полтора года, которые для маленького ребенка казались вечностью. Нельзя напугать его, нужно подойти спокойно, чтобы он ее заметил, присмотрелся, заново открыл.
Затем она придумает, как выкрасть его.
Трясущимися руками удерживая корзину, Элоди сошла с дорожки на траву, медленно зашагала к сыну и только со второй попытки сумела выговорить:
– Не хочешь ли апельсин, молодой человек?
Он поднял голову, переведя глаза с корзины на ее лицо. Элоди затаила дыхание под его пристальным взглядом, отчаянно желая, чтобы в его черных глазенках, таких же живых и бойких, как всегда, мелькнул проблеск узнавания. Мгновение спустя Филипп отвел взгляд, будто решив, что Элоди не представляет для него интереса.
– Жан, дайте мне апельсин, – скомандовал он лакею, после чего снова повернулся к няне: – Бросьте мяч снова, Мари, сильнее. Я уже большой мальчик. Посмотрим, как быстро я его поймаю?
Подняв руки над головой, он отбежал от няни, ожидая, когда та метнет ему мяч. Чувствуя, как в душе шевелится ужас, Элоди поставила корзину на землю и поспешила за ребенком.
– Ну же, юный джентльмен, – уговаривала она. – Позволь показать тебе мои прекрасные апельсины. Они доставят не меньшее удовольствие, чем мяч.
– Не сейчас, – заявил он, отмахиваясь от нее и не сводя глаз с няни.
– Нет, подожди, пожалуйста! – вскричала Элоди, хватая его за руку.
