— Прости меня, — прошептала Миранда, опустив ноги на пол. — Я переступила рамки дозволенного. — И проглотив остатки своего бренди, помчалась к двери.
— A-a-a!
— Что, черт возьми? — Тернер вскочил со своего места.
— Я забыла о стакане, — простонала она. — Битое стекло...
— О, Христос, Миранда, не кричи. — Он стремительно прошел через комнату, и во второй раз за этот вечер подхватил ее на руки.
— Я такая глупая. Истекающая кровью дурочка, — сказала она со слезами в голосе. Она плакала скорее из-за потерянного достоинства, чем из-за боли, и поэтому остановиться было намного сложнее.
— Не ругайся. Я никогда прежде не слышал, что бы ты ругалась. Мне следовало бы вымыть твой рот с мылом, — поддразнил ее Тернер, поднеся к дивану.
Его нежный тон задел ее больше, чем могли бы задеть строгие слова, и она сделала несколько больших глотков воздуха, пытаясь подавить рыдания, клокочущие в ее горле.
Он бережно уложил ее на диван.
— Позвольте мне теперь осмотреть свою ступню, хорошо?
Она отрицательно мотнула головой.
— Я сама могу о себе позаботиться.
— Не будь глупой. Ты дрожишь как лист. — Он подошел к столику с напитками и взял, лежавшую там, запасную свечу.
Она наблюдала за тем, как он вновь пересек комнату и поставил свечу на край стола.
— Ну вот, теперь, у нас здесь достаточно света. Позволь мне посмотреть ногу.
Миранда, неохотно, позволила ему приподнять свою ногу и положить на его колени.
— Я так глупа.
— Прекрати говорить это! Ты — самая неглупая женщина, из всех, кого я знаю.
— Спасибо. Ай-ай!
— Сиди не двигаясь и прекрати дергаться.
— Но я хочу видеть, что ты делаешь.
— Понимаю, но ты не акробат, и просто не можешь этого видеть. Так что тебе придется довериться мне.
— Ты уже закончил?
— Почти. — Он сжал пальцами следующий осколок стакана и потянул.
Она напряглась от боли.
— Остались только еще парочка осколков.
— А что, если тебе не удастся достать все?
— Удастся.
— А что, если нет?
— Милостивый Боже, женщина, я когда-нибудь говорил тебе, как ты упрямы?
Она слегка улыбнулась.
— Да.
И он улыбнулся в ответ.
— Похоже, я не смогу извлечь один осколок, но он должен, через пару дней, сам проложить себе дорогу наружу. С осколками обычно так происходит.
— Это было бы прекрасно, если бы в жизни было так же просто, как с осколком, — выдохнула она печально.
Он поднял на нее взгляд.
— Если бы проблема разрешалась сама по себе в течении нескольких дней?
Миранда кивнула.
Он удерживал ее взгляд еще несколько долгих секунд, а затем вернулся к работе, берясь за последний осколок стекла.
— Ну вот. Через пару минут будешь совсем как новенькая.
Но он не стал убирать ее ногу со своих колен.
— Я сожалею, что была настолько неуклюжа.
— Пустое. Это был несчастный случай.
Это было ее воображение, или он шептал? А его глаза выглядели такими нежными... Миранда повернулась так, чтобы сидеть рядом с ним.
— Тернер?
— Ничего не говори, — сказал он хрипло.
— Но я...
— Пожалуйста!
Миранда не поняла требования, прозвучавшего в его голосе, не распознала желания в его словах. Она только знала, что он был близок, и она могла чувствовать его, могла чувствовать его запах…, и она хотела попробовать его на вкус.
— Тернер, я...
— Ни слова больше, — сказал он прерывисто, и притянул ее к себе так, что ее груди, прижались к его твердому мускулистому торсу. Его глаза горели желанием, и она внезапно поняла, что он сейчас непременно ее поцелует.
А затем он сделал это, его губы, горячие и голодные жадно прижались к ее рту. Его желание было настойчивым, первобытным и требовательным. Он хотел ее. Она не могла в это поверить, но она знала это.
Он хотел ее.
Это сделало ее смелой. Это сделало ее женственной. Осознание этого разбудило тайное знание, скрытое в ней самой природой, и она ответила на его поцелуй, легко скользя губами по его рту и пробуя кончиком языка соль его разгоряченной кожи.
Руки Тернера, обнимающие ее, скользнув по спине, уперлись в подушки. И он накрыл Миранду своим телом.
Он был дик. Он был безумен. Только это могло послужить единственным объяснением его ненасытности. Его руки блуждали по ее телу, пробуя, гладя, сжимая, а единственная, сохранившаяся, в его сознании, мысль говорила о том, что он желал ее. Он хотел ее каждым возможным способом. Он хотел поглотить ее. Он хотел поклоняться ей. Он хотел затеряться в ней.
Он со стоном прошептал ее имя. И когда она в ответ, прошептала его, руки Тернера переместились на крошечные пуговки у выреза ее рубашки. Казалось, пуговки плавились под его пальцами, и когда все препятствия были уничтожены, ему осталось только спустить ткань с ее плеч. Он чувствовал ее груди под тканью рубашки, но хотел больше. Он хотел чувствовать жар ее тела, ее запах, ее вкус.
Его губы скользнули по ее горлу, по изящной кривой к ключице, а затем вправо, где край ее ночной рубашки слегка приоткрывал кожу. Он потянул ткань еще чуть-чуть вниз, дегустируя каждый открывающийся дюйм кожи, исследуя мягкую, солоноватую сладость и задрожал от удовольствия, почувствовав, как затвердели ее соски.
Бог всемогущий, он хотел ее.
Он обхватил ее грудь через ткань сорочки, и приблизил свои губы к соску. Она застонала, и это стало для него сигналом, двигаться медленнее и сдерживать свое желание. Дыхание Тернера в предвкушении обдало жаром ее грудь, а его рука скользнула под подол ночной рубашки Миранды, лаская шелковистую кожу ее голени. Когда же его пальцы скользнули на ее бедро, Миранда коротко вскрикнула.
— Ш-ш-ш, — он заставил ее замолчать, закрыв рот поцелуем. — Ты разбудишь соседей. Ты разбудишь моих…
Родители.
Это было похоже на ведро ледяной воды, свалившееся ему на голову.
— О, Боже мой.
— Что, Тернер? — Ее дыхание было неровным.
— О, мой Бог, Миранда. — Он произнес ее имя с ужасом, отразившим, что с ним творилось. Это было, как будто он спал, и был беспардонно разбужен...
— Тернер, я...
— Тише, — прошипел он, и скатился с нее с такой скоростью, что оказался на ковре возле дивана. — О, милостивый Боже, — сказал он. И не сдержавшись, повторил еще раз. — О Боже милостивый!
— Тернер?
— Встань. Ты должна встать.
— Но...
Он посмотрел на нее, и это оказалось большой ошибкой. Ее ночная рубашка все еще пенилась вокруг ее бедер, а ее ноги, милостивый Боже, кто бы мог подумать, что у нее такие прекрасные длинные ноги! — как бы ему хотелось...
Нет.
Он задрожал от неутоленного желания.
— Вставай, Миранда, — мучительно простонал он.
— Но я...
Он рывком опустил ее ноги на ковер. Тернер искренне не доверял себе дотронуться даже до ее руки, хотя и понимал, что дернул ее достаточно грубо. Но он должен был заставить ее двигаться. Она должна была уйти.
