— И что же произошло дальше?
— Я оставил ее. — Эш развел руки в стороны, глядя в глаза своему другу, и эти простые слова выразили всю горечь его сожаления. — Вопреки распространенному мнению из Англии меня увела вовсе не жажда приключений, заставившая вступить в Ост-Индскую компанию, а голод совсем иного рода. — Эш покачал головой, не в силах сдержать насмешки над собственным упрямым романтизмом. — Я хотел доказать себе самому, что достоин девушки, которую люблю. Мне хотелось вернуться и положить к ее ногам не только свое сердце, но и весь мир.
— Так почему же ты этого не сделал?
Если бы у Эша было хоть малейшее желание ответить на этот вопрос, он давным-давно сделал бы это.
Когда он встал со скамьи, давая этим понять, что официальная часть расспросов закончена, Люк шлепнул ладонью по воде.
— Черт возьми, Эш! Нельзя же останавливаться на полпути! В твоем рассказе есть все, что мне так нравится: опасные тайны, большая страсть, родившиеся под несчастливой звездой юные любовники. И если здесь чего не хватает, так это счастливого конца.
— Счастливый конец случится в тот самый день, когда я доставлю мисс Кардью живой и здоровой прямехонько в объятия моего брата.
Похоже, Люка эти слова разочаровали.
— Ты по-прежнему собираешься уступить ее брату?
— Разумеется! Именно для этого нас наняли, не так ли?
— Я с твоим братом не знаком, но полагаю, что он будет не многим счастливее султана, когда обнаружит, что цветок девственности его невесты… уже… кто-то сорвал. Точнее, не кто-то, а его собственный младший брат.
— А это уже не моя проблема, не так ли? — угрюмо промолвил Эш. — Моя проблема заключается в том, как преодолеть все препятствия и добраться до Кларинды.
— Клар-Инды? — Вопросительно посмотрев на Эша через плечо Люка, девушка-рабыня дотронулась до своих волос, а затем указала на светящийся низко в ночном небе шар.
Как ни странно, Эш сразу понял, что рабыня имела в виду: девушку с волосами такими же яркими и светлыми, как лунное сияние.
Кивнув, он отозвался эхом:
— Кларинды.
В его сердце вспыхнула искра надежды. Вложив в улыбку все свое обаяние, Эш пальцем поманил рабыню. Не раздумывая ни мгновения, она встала и направилась прямо к нему.
Люк раздраженно закатил глаза.
— Я же предлагал пригласить для тебя другую рабыню! — недовольно бросил он. — Ты мог бы и не отбирать ту, которую привели ко мне. К тому же я ведь говорил тебе, что она ни слова не знает по-английски.
— Возможно, она не говорит по-английски, зато я говорю на ее языке. — И, по-братски обхватив девушку за плечи, Эш осторожно повел ее к скамье, при этом арабские слова, слетавшие с его уст, звучали как музыка.
Кларинда расположилась на животе на высокой мягкой кушетке, уткнувшись щекой в сложенные руки. Если бы несколько месяцев назад кто-то сказал ей, что она будет вот так лежать в одиночестве, когда ее наготу прикрывает лишь шелковое полотенце, обмотанное вокруг бедер, и поджидать евнуха, который должен растереть маслом все ее тело, она позвала бы констебля и попросила отправить этого человека в бедлам.
Впрочем, Кларинда должна была признаться, что ежедневный массаж являлся одной из наименее обременительных обязанностей, которые налагало на нее положение невесты султана. В Англии о столь чувственных процедурах и не помышляли, и они были, возможно, известны лишь за запертыми дверьми какого-нибудь клуба для джентльменов, пользовавшегося дурной славой. И хотя Кларинда могла со смехом шептаться о таких местах с подругами, ни одна леди не сказала бы на людях о том, что ей известно об их существовании.
В комнате стоял пещерный полумрак, разгоняемый лишь светом масляной лампы, установленной за решеткой в алькове на стене. Какой-то экзотический аромат, напоминавший Кларинде рождественское утро, курился над медной жаровней, стоявшей на столе из тикового дерева. Клубы ароматного дыма медленно проплывали мимо ее носа, отчего у нее не на шутку закружилась голова. От этого дурманящего запаха, тепла и уюта глаза Кларинды стали невольно закрываться. Она провела очередную беспокойную ночь, то и дело видя во сне картины из прошлого. А то, что прошлым вечером ее так и не позвали на ужин, лишь усилило ее напряжение.
Едва Кларинда начала впадать в сонное забытье, как ее вернул в настоящее едва слышный скрип открываемой и закрываемой двери и последовавшие за ним тихие шаги босых ног, приближавшихся к ней по покрытому плиткой полу.
Ожидая, что прикосновения рук евнуха, как обычно, принесут ей облегчение, Кларинда удовлетворенно вздохнула.
— Ох, Соломон, как я рада, что ты тут! Ты еще никогда не был так нужен мне, — проговорила она.
Было что-то успокаивающее в присутствии немого евнуха. Только с ним Кларинда могла расслабиться после вежливого, но изматывающего внимания Фарука, щебетания Поппи и бесконечной болтовни женщин из гарема.
Наконец звук шагов стих, и Кларинда почувствовала, что евнух стоит рядом. Его присутствие казалось почти таким же осязаемым, как прикосновения.
— Не смущайся, сдвинь полотенце ниже, если нужно, — попросила она его.
Кларинде показалось, что до нее донесся резкий вздох, однако она тут же решила, что это нервное напряжение да гнетущая тишина сыграли с ней злую шутку.
Она почувствовала, как полотенце соскользнуло на дюйм-другой ниже, словно его сдвинули невидимые руки. Легкий сквознячок пробежал по нежному изгибу ее ягодиц с ямочками над ними, отчего по ее обнаженной коже пробежали мурашки.
Кларинда все еще удивлялась тому, как быстро ее скромность растаяла в этом месте, полном женщин и охранявших их евнухов. Дома, в Англии, мелькнувший под платьем подол нижней юбки мог стать причиной скандала и обречь женщину на брак без любви и счастья. Здесь женщины частенько прогуливались по гарему, прикрывая наготу лишь сандалиями да улыбкой.
Ее губы изогнулись в улыбке, когда Соломон стал поливать ее спину теплым маслом, начиная от затылка, затем по изящному изгибу позвоночника и заканчивая углублением у его основания. Кларинда слегка пошевелила бедрами, когда масляный ручеек проник под полотенце и устремился в те места, где ему было решительно нечего делать. Одурманивающий аромат сандалового дерева наполнил ее ноздри.
И лишь когда ей стало казаться, что она дольше не выдержит этого томительного ожидания, Соломон положил на нее свои ладони.
Это казалось невероятным, но его руки были теплее масла. Кончики его пальцев заскользили по гладкой коже ее спины так осторожно, словно это был не массаж, а ласка.