Вуаль казалась сотканной руками фей. Бриллиантовая диадема дополняла свадебный наряд.
Позже она узнала, что за ювелирными украшениями герцог посылал в Лондон Сингха, и тот привез не одну диадему, чтобы Шеридан мог выбрать ту, которая ему больше всего понравится.
Спустившись вниз в день свадьбы, Айлин была изумлена тем, как быстро подвигались ремонт и отделка дома.
Повсюду работали маляры, плотники, обойщики, а часовня, как и обещал герцог, была украшена таким количеством цветов, что они совершенно скрывали кое-какие изъяны, устранение которых требовало многих месяцев.
Когда они преклонили колени перед алтарем, освященным более двух веков назад, Айлин показалось, что она слышит пение ангелов.
После того, как они вернулись в Серебряный салон, старый викарий поднял бокал шампанского и сказал:
— Я верю, Господь благословит вас обоих.
Это чудесный день для всех нас. Так прекрасно было узнать, что ваша светлость собирается вернуть имению его былой облик и что люди могут обратиться к вам за помощью и руководством.
Айлин, затаив дыхание, взглянула на герцога глазами, полными любви, и он тихо сказал:
— У нас с женой много планов помощи людям, которые работают на нас, и мы их непременно осуществим, когда вернемся из нашего свадебного путешествия.
— Правда ли, ваша светлость, — спросил викарий, — что вы снова откроете школу?
— В каждой деревне будет своя школа, — ответил герцог. — Я написал письмо епископу, предлагая прислать молодых священников в опустевшие приходы. Кроме того, я думаю расширить и усовершенствовать здание приюта.
Айлин стиснула руку герцога, без слов выражая этим прикосновением обуревавшие ее чувства.
Когда викарий ушел, а герцог отдал распоряжение развезти по деревням пиво и сидр, чтобы их жители могли выпить за здоровье молодых, она сказала:
— Как только я могла усомниться, что ты и есть истинный герцог!..
Она поддразнивала его, но сама была готова плакать от счастья.
— Я еще успею натворить кучу дел, которые тебе не понравятся!
Айлин засмеялась и, прислонившись к плечу мужа, сказала:
— У меня предчувствие, что я снова и снова буду повторять тебе, как ты прекрасен, и в результате ты возомнишь о себе, Бог знает что!
Он рассмеялся и поцеловал ее.
Потом, словно по повелению волшебной палочки, молодые оказались в Париже.
Там герцог накупил для нее столько великолепных нарядов, что Айлин запротестовала, уверяя Шеридана, что корабль, на котором они собирались плыть в Индию, потонет от тяжести их багажа.
Но когда они поднялись на борт пассажирского парохода в Марселе, где все мужчины не могли оторвать от нее восхищенных взглядов, Айлин почувствовала такую уверенность, которой никогда не знала раньше.
Но прекраснее всего для нее было оставаться наедине с герцогом, а ему — одаривать ее любовью, которая превращала робкую девушку в женщину ослепительной, божественной красоты, перед которой он преклонялся.
— Я искал тебя всю свою жизнь, — говорил он. — На картинах и скульптурах, в музыке, на заснеженных вершинах Гималаев, но до сих пор был уверен, что ты существуешь лишь в моем воображении.
— А вдруг… ты… разочаруешься во мне?..
— Этого никогда не будет, любимая моя!
Всякий раз, когда я гляжу на тебя, всякий раз, когда я к тебе прикасаюсь, я влюбляюсь все больше и больше. Я уверен, что боги предназначили нас друг другу с самого начала времен.
— Мне так хочется верить в это! Расскажи мне еще о переселении душ, чтобы я никогда больше не боялась и… не желала… смерти.
Герцог вспомнил слова, которые девушка произносила в бреду и, крепче прижав ее к себе, сказал:
— Неужели ты не знала, что будешь принадлежать мне? И неужели я хоть на миг мог подумать, что мне удастся избежать своей кармы?
И снова он целовал ее, и больше не было слов, а пламя любви разгоралось все ярче и ярче, пока не достигло небывалых высот наслаждения.
Айлин чувствовала, что они стали единым целым, теперь и навсегда.
Лежа в объятиях Шеридана, прильнув к его плечу, она спросила:
— А как… долго мы… пробудем в Индии?
Она еще не задавала ему этот вопрос, опасаясь услышать ответ.
Конечно, ей хотелось, чтобы их медовый месяц длился вечно, но мысли Айлин всегда возвращались к Дому и людям, которые искренне ждали их возвращения.
Зная, о чем она думает, герцог ответил:
— В мире есть множество мест, которые я хотел бы показать тебе. Не только Индию, но и Сиам, Сингапур.
Он заметил вопрос в ее глазах, и договорил:
— Но ты, моя дорогая, убедила меня, как важно мое присутствие в Англии, и я понимаю, что мы не можем путешествовать слишком долго.
Айлин вздохнула с облегчением.
— Я хочу, чтобы ты сам чувствовал это, ведь порою, когда мне бывает так хорошо… когда я бываю так счастлива, я все равно чувствую себя виноватой перед людьми в имении, помочь которым можешь только ты…
— Я помню об этом, но я оставил вместо себя двух знающих людей. Помимо всего прочего, они должны будут открыть работы на сланцевом и гравийном карьерах, а это значит, что множество молодых людей получат работу и им не нужно будет перебираться в город.
Айлин слушала мужа, не перебивая, а он еще крепче прижимал ее к себе, понимая, что она ждала от него именно этих слов.
— К тому же, — продолжал он, — хоть ты и не говорила мне об этом, но я знаю, что во имя нашего рода я должен выполнять некоторые наследственные обязательства в отношении всего графства и королевского двора, которые твой отец игнорировал.
В его тоне звучали иронические нотки, но уже не было ни злобы, ни цинизма.
Он просто посмеивался над самим собой при мысли, что именно он, некогда изгнанный из Тетберийского аббатства, теперь восстанавливает родовые традиции.
— О, милый, — только и могла произнести Айлин, — в мире нет более прекрасного и замечательного герцога!
Она помолчала и спросила:
— Но… будет ли… тебе это… в радость?
— Прежде, чем ты вывернула весь мой мир наизнанку, я собирался стать крупным торговцем. Так я сколотил свое состояние и был вполне доволен своей жизнью на Востоке.
Айлин слушала, затаив дыхание.
— Но теперь я совершенно настроен не только радоваться жизни в роли герцога, но и, возможно, прославлять нашу фамилию, как это делали предки, которыми ты так страстно восхищаешься.
— Я восхищаюсь одним лишь тобой. А после этих слов, я не только обожаю тебя, но и восхищаюсь и горжусь тобой!
Понизив голос, она добавила:
— Только человек, исполненный величия, мог, подобно тебе, изменить свои взгляды во имя свершения благородных дел, лишь потому, что этого от него ожидают другие.
