— Кейро поставила под сомнение мужество моего брата, — сказала Элис, и на ее тонком лице появилась горечь. — Ей просто хотелось избавиться от него, чтобы дурно вести себя в Лондоне, чтобы муж не мешал ей развлекаться. К несчастью, Филипп не разобрался в ее замыслах. Он принял ее слова близко к сердцу — и ушел.
Люсьен покачал головой.
— Из гордости мужчины часто совершают глупые поступки, — с сожалением заметил он.
— Его привезли домой с ужасными сабельными ранами, которые воспалились. Мы с Пег — это наша старая няня, которая сейчас пестует Гарри, — ухаживали за ним днем и ночью, зная при этом, что брат не выживет. Филипп тоже об этом знал, но, по крайней мере, он повидал Гарри, а мы смогли с ним проститься.
— Вы были близки? Элис кивнула.
— Мы потеряли родителей в раннем возрасте, и это нас сблизило.
Люсьен насторожился, внимательно вглядываясь в нее.
Она отвела глаза.
— Прошло три недели после его возвращения, а потом он умер. Ему было двадцать девять лет.
— Мне очень жаль, — прошептал Люсьен. Элис долго молчала, потом улыбнулась.
— Не жалейте. Будь Филипп жив, он вызвал бы вас на дуэль за все это и убил.
— Ах, — с досадой сказал Люсьен, а Элис отвернулась с укоризненной улыбкой и пошла дальше.
Люсьен, который почувствовал некоторое раскаяние, вскоре догнал ее, а потом обогнал и довел до перекрестка тропинок, где стал искать свой обычный ориентир — сухое искривленное дерево. Пройдя мимо него, он вышел на известняковый карниз, который и был целью их путешествия. Порода выступала из горы, образуя площадку с потрясающим видом на долину во всем октябрьском великолепии, освещенную огненным шаром солнца, которое как раз начало садиться.
Люсьен остановился на краю утеса; порыв ветра, который свободно гулял здесь, на открытом месте, взъерошил ему волосы и буйно взметнул за ним его черный шерстяной плащ.
— Смотрите, сударыня, — проговорил он с широким жестом, исполненным театрального величия, когда мгновение спустя появилась Элис, порозовевшая от подъема. — Вот владения моих предков.
Он повернулся и предложил ей руку. Элис нервно глянула на пропасть, но руку приняла и медленно последовала за ним. Он привлек ее к себе, и они встали рядом.
— Ах, Люсьен, это великолепно, — тихо произнесла она.
— В самом деле, — пробормотал он, глядя на ее изящный профиль и молочную кожу, освещенную ослепительным светом. Потом Люсьен снова устремил взгляд на долину, чтобы Элис не заметила, что он ее разглядывает. — Как все это, в конце концов, оказалось моим — это за пределами моего понимания, но здесь действительно очень спокойно.
Она заслонила глаза от солнца.
— Я и не знала, что маркизы Карнартен состояли в родстве с вашей семьей и герцогами Хоксклифф.
— А они и не состояли, — сухо ответил Люсьен. — Если быть точными, Карнартенов больше не существует. Эта линия прекратила свое существование. Увы. Со смертью десятого маркиза законная ветвь пресеклась, а титул исчез.
— А существует незаконная ветвь? Он опустил руки.
— Она перед вами.
Ее глаза расширились, а пальцы взметнулись к губам.
— Ах! Прошу прощения…
— Не за что, — искренне сказал Люсьен, наслаждаясь ее смущением. — Моим отцом был Эдуард Мерион, последний маркиз Карнартен, большой любитель рома, и я горжусь, что во мне течет его кровь, по закону или нет. Древние владения Карнартенов в Уэльсе и еще два огромных поместья отошли после его смерти к Короне. Но к счастью для меня, Ревелл-Корт не был майоратным владением, поэтому маркиз мог оставить это поместье кому хотел. Вы шокированы?
— Ну… да! Я-то думала, что ваш отец — герцог Хоксклифф!
— Так и сказано в моем свидетельстве о рождении, — отозвался Люсьен, пожав плечами. — Разумеется, это ложь.
— Вы сообщаете мне, что вы… бастард. — Последнее слово Элис проговорила шепотом.
Он усмехнулся:
— Ну и что с того? Это такая же хорошая семья, как и всякая другая, к которой можно принадлежать. Этот клан происходит из местности, расположенной вокруг горы Сноудон. Лорды Карнартен даже могут похвастаться своим кусочком древних уэльских знаний. Отец говорил мне, что мы происходим от колдунов и воинов-берсерков. Что вы об этом думаете?
Элис с сомнением посмотрела на него.
— Я думаю, что это скорее ваше дурачество.
— Это такая же, правда, как то, что я здесь стою. Он сказал моей матери, что Деймиен и я — это последнее цветение нашей ветви. Как вы знаете, близнецы — существа волшебные.
Она нерешительно фыркнула, посмотрев на него так, словно не знала, чему и верить.
— Говорю вам, это правда. Деймиен и я всегда обладали этим суеверным знанием, которое мы обрели, когда были еще совсем маленькими. Мы узнали, что вдвоем мы непобедимы, что ничто не может никогда причинить вред одному из нас, когда второй рядом. Это единственная причина, по которой я вступил в армию. Я был уверен, что Деймиена убьют, если меня не будет поблизости. Но когда я вышел в отставку, оказалось, что он вполне способен сам себя защитить, — добавил Люсьен с грустной улыбкой, словно их отчуждение не было одним из главных терзаний его сердца.
Элис не знала, шутит он или нет.
— Так кто же вы — колдун или воин?
— Ах, дорогая, это ведь всего лишь старая народная сказка, — сказал Люсьен, застенчиво улыбаясь, и, поднеся ее руку к губам, запечатлел на ней легкий поцелуй. — Но все-таки странно думать, что однажды ночью моя мать отправилась в Грот, встретилась с моим отцом, и… voila[6].
Ее изумленное восклицание прервало его речь. Элис выдернула руку. Когда он снова посмотрел на нее, глаза у нее были круглыми, как фарфоровые блюдца.
— Ваша мать была в Гроте?
— К сожалению, это так. С другой стороны, если бы этого не произошло, меня бы не существовало, и где бы я тогда был? Герцогиня Джорджиана была неистовой, пламенной распутницей, упокой, Господи, ее душу, но она была честна и верна себе. Нужно отдать ей должное, она была оригиналкой. У вас все еще шокированный вид! Элис в замешательстве не знала, что сказать. Люсьен придвинулся к ней и, понизив голос, прошептал тоном заговорщика:
— Прекрасно, дорогая мисс Монтегю, я посвящу вас в наши семейные тайны, хотя мне казалось, что они известны всем в высшем обществе. Только мой старший брат Роберт, нынешний герцог Хоксклифф, и младшая сестра леди Джасинда действительно одной крови. Остальные, как говорится, кукушата в чужом гнезде. Муж Джорджианы признал нас своими, только чтобы избежать унижения из-за того, что жена наставляет ему рога.
— Мне кажется, — серьезно сказала Элис, — что пора пить чай.
Его улыбка исчезла. Люсьен сунул руки в перчатках в глубокие обширные карманы своего плаща и посмотрел на мыски своих начищенных черных сапог.
