— Зераг! Эль-Ауд! — закричал он. — Идите на конный двор, закройте ворота и никого не пропускайте!
Они удалились, и Дику стало легче; хоть что-то сделано. Он устремил сверкающий взгляд на перепуганного управляющего, рывком повернул его голову в сторону Сола и прорычал:
— Как он попал сюда?
Перепуганный слуга воздел руки к небу.
— Не знаю, йа сиди, — проскулил он. — Наверное, он свободный человек и некоторое время работал на кухне. Я не знаю, откуда он взялся.
— Что вообще ты знаешь? — оборвал его Дик.
У двери раздались шаги, и он резко повернулся. Вернулся солдат, эль-Ауд.
— Мы обыскали конюшни и двор. Одно стойло пусто, и ворота настежь.
Дик застонал. Все было ясно: Зайдан сбежал, и очень вероятно, что ему удастся скрыться. Шлепанье бегущих ног возвестило о приближении Яхья эн-Нара.
— Яхья! Не знаю, как насчет прочих, но самая крупная птица зла улетела. Бери этих людей и ищи его!
— Слушаюсь, йа сиди!
Лейтенант бросился исполнять приказание.
Солдаты спешно удалились. Пришел врач и опустился на колени возле раненого Сола. Дик обратился к нему с вопросом, и тот покачал головой.
— Плохо дело. Он потерял много крови, и рана — видите? — очень близко от сердца.
Дик наклонился, бережно поднял бесчувственное тело и понес, удивляясь его легкости, в первую же комнату личных покоев Зайдана. Там он приказал хирургу сделать все, что в его силах, а сам вернулся, наконец, к обязанностям, которые привели его из Мекнеса сюда, словно гром среди ясного неба.
Многие задачи удалось выполнить при первом же натиске. Они захватили касбу и всех, кроме Зайдана. Вожди Бени Хасан, Аит Земмур, Улад Хамму, Мшарра и Аит Амар были схвачены вместе с приближенными, а их войска остались за пределами стен, лишенные своих предводителей. Мятежники предприняли попытку осадить город, чтобы отбить главарей, но городской гарнизон счел, что благоразумие — часть доблести, захлопнул ворота и послал к Дику представителей с уверениями в своей полнейшей преданности.
До конца недели осажденные и осаждающие бдительно наблюдали друг за другом. Затем прибыли войска, обещанные Абдаллахом, и мятежники рассеялись, словно снег под лучами весеннего солнца. Зайдан, казалось, растворился, как дым. Яхья эн-Нара смог проследить его путь до леса Эс-Шул — до маленького укрепления Бу Аззуз, но там его потеряли окончательно. Дик не сомневался, что он стремится к горным проходам назад к Хенифре и касбе Тадла, через горы к Тафилелту и Блед эль-Джериду — прибежищу всех скрывающихся. Но теперь почти не было надежды поймать Зайдана, так как он сильно опередит их. Для проформы Дик отправил Яхья эн-Нара на поиски в Хенифре и окрестностях и послал в Мекнес конного гонца с докладом.
Истинным центром его внимания оставался Лерон Сол. Все свободное время, которое выпадало днем, Дик просиживал у постели раненого, а по ночам бродил по укреплениям, касбы, глядя на залитые лунным светом воды Атлантики, простиравшиеся от городских стен до западного горизонта. Возможности бегства из этого пиратского оплота не предвиделось — с тем же успехом можно было бежать из диких гор Атласа.
Еще хуже было то, что прежнее чувство мучительного беспокойства вернулось с удвоенной силой. По местным нравам, Дик, как победитель, имел все права прийти в гарем Зайдана и выбрать любую женщину по своему желанию. Но эта мысль не привлекала его: он приказал запереть двери женского обиталища и заботиться о том, чтобы женщины имели все необходимое, но в остальном оставить их в покое. Пусть Абдаллах сам решает, что с ними делать.
Как ни странно, больше всего его радовал Лерон Сол. Несмотря на пессимизм хирурга, смуглокожий человек отчаянно цеплялся за жизнь и даже понемногу стал поправляться, так что к тому времени, когда подошли войска из Мекнеса, уже не оставалось сомнений в том, что Сол выживет. Это было за три дня до того, как он смог открыть глаза и говорить связно. В его худом теле таилась жизненная сила, которую гарра не учел.
В следующие дни Дик узнал большую часть его истории. В основном Сол пережил сплошные огорчения и разочарования. Превращение в мавра не принесло ему желанных преимуществ — в действительности везло лишь немногим. Конечно, Лерон получил свободу, но в остальном ему приходилось не лучше, чем раньше, и даже хуже, потому что он столкнулся с непривычной необходимостью самому себя обеспечивать.
Это было нелегко, но все же он приспособился жить, проедая все заработанное, как поступали здесь многие. А узнав о судьбе Колина Мак-Грегора, Сол поклялся отомстить за человека, которого любил больше всех на свете. Тяжело работая и попрошайничая, совершив долгий пеший переход и преодолев большие опасности в лесу Мамора, Лерон добрался до Сале, где нашел работу по хозяйству в доме правителя, Зайдана.
Положение его было шатким. Однако вскоре Сол освоился в доме и начал изыскивать возможности для скорой мести. Но до поры до времени он сдерживался, надеясь посчитаться с Зайданом в полной мере. Вторжение Дика помешало ему. Охваченный порывом отчаяния, Сол отправился на поиски Зайдана и в последний момент упустил своего врага.
Но теперь Солу, кажется, повезло: его нашел Дик, и он выздоравливал. Дик был исполнен решимости сделать все, чтобы они больше никогда не теряли друг друга из виду.
— Будь осторожен, Сол, — сказал он. — Береги себя. Выздоравливай. Потом я подыщу тебе место.
— Спасибо, мистер Дик, — прошептал Сол. — Но я еще не покончил с ним.
— Две головы лучше, чем одна, Лерон. Давай объединим усилия.
Когда прибыл новый гарнизон, Дик собрал пленников, взял с собой Сола и вернулся в Мекнес. Клюни встретил его радостно, но несколько сдержанно.
— Ты должен сразу же доложить Абдаллаху и, пожалуйста, не откладывай!
Дик пристально взглянул на него.
— Снова неприятности?
На мгновение Клюни казался озадаченным, потом внезапно ухмыльнулся и пожал плечами.
— Все может быть!
Но никакие уговоры и угрозы Дика не смогли заставить его сказать больше.
Они уложили Сола в постель в комнатах Дика и поехали в Дар эль-Хамра. Абдаллах уже ожидал их и явно был чем-то взволнован, потому что безостановочно ходил взад и вперед по длинному залу приемов; его длинный нос подергивался, а слабый подбородок шевелился, как будто принц все время что-то жевал. На этот раз он не стал тратить время на церемонии и сразу же вышел вперед, протягивая руки.
— Ага! Добрейший Якуб эль-Аббас и Хасан эс-Саид, его выдвиженец! Наконец-то вы пришли!
Дик снова услышал тот же взволнованный, свистящий шепот женщин за высокой решеткой, ставший уже неотъемлемой частью этого зала и звучавший сегодня громче обычного. По-видимому, так показалось и Абдаллаху, потому что он повернулся, хлопнул в ладоши и рявкнул:
