На этот раз в ответ пробурчал что-то он, но Софья сумела услышать лишь конец фразы:
— …не говорите «никогда»!
Наконец хлопнула наружная дверь. Кажется, Зевс наконец удалился. Соня еще немного подождала и приоткрыла дверь — на ее ручке висело покрывало.
Теперь можно было перевести дух, и княжна, переодевшись в ночную сорочку — прежде у нее никогда не было такой тонкой и красивой, отделанной кружевами, — легла в постель.
Отчего-то на нее опять напал озноб — в последнее время таким образом давало знать перенесенное ею волнение, — и она дрожала, свернувшись клубочком, укрывшись, но все равно дрожь не проходила.
Соня вспомнила, что видела в одном из шкафов всевозможные бутылки. Плохо, если они все запечатаны… Княжна взяла свечу и подошла к шкафу. Одна бутыль оказалась початой. Тут же стоял золотой, украшенный рубинами кубок. Она потянулась к нему и отдернула руку: а вдруг в этой бутыли отрава? Ведь совсем недавно французский двор славился своими отравителями. А с другой стороны, разве стала бы герцогиня Иоланда держать отраву вот так открыто, точно вино…
Княжна взяла в руки кубок, смело плеснула в него из бутылки и грустно подумала: «Пусть и была бы отрава! Кто пожалеет обо мне?»
Вино оказалось терпким и душистым. Соня и не заметила, как отпила полкубка, а потом, подумав, допила до дна. Оказалось, это как раз то, что ей было нужно. Вино весело побежало по жилам, в момент избавило ее от озноба и слегка ударило в голову.
Она легла в кровать, не задувая свечи, но спать не хотелось. И вспомнила, словно опять увидела наяву, обнаженного Зевса.
Теперь воспоминание это не вызвало у нее ни брезгливости, ни страха, а, как ни странно, возбудило интерес. Когда несостоявшийся насильник упал от ее удара, а потом Соня тащила его за ноги в коридор, этот его орган больше не выглядел устрашающим и был не так уж и велик, почти как у скульптуры Аполлона. Значит, в минуты страсти он увеличивается?
Наверное, какому-нибудь анатому ее удивление показалось бы смешным, а знания о сокровенном — в конце концов, это не что иное, как природа человека! — невежественными. Почему в России девушкам не объясняют, что к чему? Грех, стыд — каких только слов не услышишь о том, что происходит между мужчиной и женщиной…
Мужчинам проще. Они все могут узнать, когда захотят, и никто не упрекнет их в нескромном любопытстве.
Неужели и французы держат своих девушек в таком же невежестве, как русские?
Об этом Соня непременно узнает, но позже. Сейчас ей нужно обдумать, как жить дальше. Как с честью выйти из положения, в котором она очутилась. Куда прежде ехать: в Марсель или Дежансон? В Марселе остались ее документы, без которых трудновато будет путешествовать по Франции, а в Дежансоне — ее золото…
Она даже не может уехать из этого развратного Версаля. Правда, Иоланда пообещала дать ей денег взаймы, так, может, попросить ее раздобыть Соне и документы? Вроде неудобно: и поят ее, и кормят, так она еще и деньги попросила. Теперь просить документы?
Нет, думать о себе как о побирушке неприятно. А то, что она своими рассказами развлекает королеву, разве не стоит платы? На Шахерезаде вон сам падишах женился, а она от всех прочих красавиц только тем и отличалась, что умела сказки рассказывать…
И вообще, зачем себя принижать? Разве так уж плохо у нее все складывается? Золото раздобыла, когда уже и не надеялась, оделась-обулась, честь отстояла… Услужливая память тотчас показала ей картинку: от ее удара ничком падает на пол здоровый, сильный мужчина, который до того был уверен, что никуда она от него не денется, и даже позволил себе не спеша играть с нею, как кошка с мышью. Доигрался…
Отчего случившееся ночью происшествие продолжает ее беспокоить? Предчувствие, что на этом ее знакомство с Зевсом не окончится? Недаром она все вспоминает этот тревожащий ее момент и, чтобы отвлечься, перечисляет самой себе собственные заслуги.
Если уж на то пошло, она чуть было не стала агентом секретной службы России, да, знать, не судьба. Небось Тредиаковский не ищет ее в Марселе, повез в Россию Варвару, чтобы сдать ее родителям с рук на руки. Получит от императрицы заслуженную награду. Может, его и в чине повысят. Только о Соне некому позаботиться!
Под эти мрачные мысли она заснула, но утром, как ни странно, почувствовала себя отдохнувшей и посвежевшей. Потому княжна быстренько встала и вызвала камеристку, которую выделила ей герцогиня де Полиньяк.
До визита Сони к королеве было еще четыре часа, так, может, съездить ей опять в Париж, попросив у герцогини себе в сопровождающие… кого-нибудь из мужчин?.. Только не такого болтуна, как Жюль.
Она послала камеристку, которая одела ее и причесала, передать герцогине Иоланде просьбу русской княжны принять ее.
Камеристка вернулась быстро.
— Герцогиня де Полиньяк ждет вас!
Уже подходя к приемной герцогини, Соня услышала доносившийся из-за нее возмущенный мужской голос и не менее раздраженный голос Иоланды.
— Прошу вас, Жюль-Франсуа, не такая уж это большая просьба: увеличить у моих апартаментов охрану. Сегодня какой-то мужчина в маске разбудил меня среди ночи, дикими выкриками оповещая всех, что он влюбился.
— В маске? — спокойно удивился мужской голос. — Вы так и не узнали, кто это был?
— Могу лишь догадываться — один из ваших любимцев, которые идут якобы в ваши апартаменты, чтобы прорваться в мои! Я не утверждаю, что они домогаются моего внимания, но у меня есть молоденькие фрейлины, еще недостаточно испорченные Версалем, чтобы я не беспокоилась за их нравственность!
— Имя, мадам, мне нужно его имя, в противном случае это всего лишь ваши домыслы!
— Хотите сказать, что мне нужно было сорвать с него маску?
В голосе Иоланды слышалась ярость.
— Ну зачем же непременно вам? Могли бы позвать гвардейцев.
— Сначала я подумала, что это Жозеф Фуше, а потом — Шарль д’Артуа…
— Брат короля? — понизив голос, зачем-то уточнил тот, кого герцогиня называла Жюль-Франсуа.
— Вот именно. Так подумайте, стоило ли мне звать гвардейцев?
Соня замерла у двери, не зная, что предпринять: то ли постучать, то ли подождать, пока Иоланда переговорит, судя по всему, со своим мужем. Но тогда получается, что она подслушивает… Наверное, лучше все же уйти.
— Вы говорите, он упоминал имя какой-то женщины?
— Можно сказать и так: он звал Геру.
— Не пойму я ваших мудреных речей, дорогая! Что вы этим хотите сказать?
— Что у нас нет в Версале женщины с таким именем. В древнегреческой мифологии это имя жены Зевса.
— Иными словами, подлинное имя женщины тоже неизвестно?
