Генри бросил на Чарльза горящий ненавистью взгляд.
— Вы! Коварный, подлый предатель! Мне следовало знать, чего от вас ожидать. Вы должны были доставить в Англию Марию для меня, а не обнюхивать ее сам, как грязный, вероломный пес. Признаюсь, были у меня сомнения на ваш счет, да все в один голос твердили, что только вы сумеете благополучно вывезти Марию из Франции. Ловко вы, Осборн, обвели меня вокруг пальца! Прикинулись таким благородным, таким порядочным, а исподтишка смеялись надо мной, как самый законченный подлец!
— Думайте обо мне все, что вам угодно. Мне это безразлично. Что касается благополучия Марии, то вы не можете предъявить ко мне претензии, поскольку она уже в Англии и, как видите, живая и невредимая. Ставлю вас в известность, что я предложил Марии мою защиту и покровительство, она их приняла и на время остановится в моем доме. На этом считаю наш разговор оконченным.
Лицо Генри побагровело и будто распухло от злобы.
— Я не позволю увезти ее!
— Она не ваша собственность, чтобы ее удерживать.
— Нет, черт возьми, именно моя! — вспыхнул Генри, чувствуя, что долгожданное состояние уплывает у него из рук. — Я убью вас!
Чарльз с изумлением воззрился на него.
— Нет, Уинстон, не убьете. Пора вам научиться обуздывать свои страсти. Они уже не раз ставили вас и тяжелое положение.
— Предатель! Обманщик! Думаете, вы умник, а я дурак? — выкатив глаза и еще больше побагровев, рычал он. — Но вам она не достанется. Скорее я в аду ее увижу!
— Господи, сколько злобы! — с брезгливым отвращением бросил Чарльз. — Имейте в виду, это не очень полезно для пищеварения.
— Мария Монктон моя, моя, слышите! У меня есть оформленное по закону согласие ее отца. Я любил эту девушку и ждал целых шесть лет, чтобы жениться на ней, и меня не проведешь!
Чарльз презрительно усмехнулся:
— Любили? Ваши поступки по отношению к мисс Монктон говорят о чем угодно, только не о любви. Принимая во внимание то, что она увидела сейчас, стоит ли удивляться, что она изменила свое решение? Поймите, вы собственными руками вырыли себе эту яму. Леди больше не желает брака с вами — и кто станет ее в этом винить? Посмотрите на себя. — Он окинул Генри презрительным взглядом. — Вы — воплощенное бесчестье и позор. И вы думаете, что она вам принадлежит? Нет, милейший, у нее есть собственные желания и воля. Она не хочет быть с вами. Она уходит со мной.
— Черта с два!
— Я сопровождал Марию из Франции не столько по вашей просьбе, сколько ради ее отца, который был близким другом моего отца. Во Франции царит безудержный хаос и насилие. И будь они живы, они одобрили бы мой поступок.
Генри сощурил опасно блеснувшие глаза и недобро ухмыльнулся.
— Скажите, какое благородство! — зловеще усмехнулся он. — Достойно похвалы! Только почему бы вам не признаться, что вы сами собираетесь жениться на ней?
— Я уверен, что у вас нет надежды получить ее согласие. Так что если у меня и есть такое в мыслях, не вижу причин, почему бы мне не стать соискателем ее руки. — Чарльз сдерживался изо всех сил, отчасти ради Марии, отчасти желая избежать скандала. Он придвинулся к Уинстону и угрожающе проговорил: — Нравится вам или нет, она уходит со мной. Я еще не выполнил свой долг по отношению к Марии. И я не намерен обмениваться с вами оскорблениями. Советую вам говорить с нею вежливо и почтительно, ибо я не позволю вам дурно с нею обращаться.
Мария ошеломленно смотрела на потемневшее от сдерживаемой ярости лицо Чарльза.
— Подумать только — он этого не позволит! — Толстое лицо Генри налилось кровью. — Да кем ты себя мнишь? Да я сотру тебя в порошок, петух хвастливый! Как ты смеешь лезть не в свое дело! Мария…
— Она уже не ваша невеста. Мария заслуживает большего, чем жизнь с человеком, запятнавшим свою честь и репутацию безудержным потаканием своим порокам.
Уязвленный в самое сердце, Генри поднял голову и протянул руку вперед.
— Подойдите ко мне, Мария.
Мария содрогнулась и шагнула к Чарльзу.
— Даю слово, вы за это поплатитесь! — взревел Генри.
— Мне не страшны ваши угрозы, Уинстон. Но запомните: Мария находится под моей защитой. Никоим образом не пытайтесь связаться с нею. Я достаточно ясно выразился?
Чарльз обернулся к Марии, стоявшей с застывшим, непроницаемым лицом. Несмотря на всю симпатию к нему, ее возмутила самоуверенность, с какой он присвоил себе право ответственности за ее судьбу, а еще больше — намерение ухаживать за нею.
— Я предпочла бы сию минуту уйти, — почти не размыкая губ, проговорила она, стараясь не дать выхода своему гневу.
Чарльз предложил ей руку, чтобы проводить к выходу, но Генри остановил его, вцепившись ему в плечо.
— Уберите руку, пока я ее не оторвал, — ледяным тоном предупредил Чарльз. — Не забывайте о моем предостережении, Уинстон. Держитесь подальше от мисс Монктон. Если вы приблизитесь к ней или каким-либо образом оскорбите, я сделаю так, что вы будете крайне неуютно чувствовать себя в обществе. Вспомните, каково вам пришлось, когда в Индии все узнали о вашем позоре.
В глазах Генри вспыхнула угроза, но он сдержал себя и устремил взгляд на Марию, будто раздумывая, как заставить ее вернуться к нему.
Чарльз подошел ближе:
— Оставьте свои гнусные замыслы, если желаете себе добра. Вы понимаете, что я имею в виду.
Генри перевел яростный взгляд на Марию:
— Не рассчитывайте, что вы от меня отделались. Я потратил целых шесть лет, дожидаясь, пока вы не войдете в возраст. Шесть лет черту под хвост! Но это еще не конец. Я найду вас!
— Только через мой труп, — серьезно пригрозил Чарльз и, круто повернувшись, взял Марию за руку. — Идемте. Нам здесь нечего делать.
В полном молчании они вышли на улицу. Чарльз настороженно поглядывал на осунувшуюся, побледневшую Марию.
Мария переживала очень сложные чувства. Ей хотелось сохранять холодное пренебрежение, смотреть на Чарльза с равнодушным вызовом, но этому мешали уязвленная гордость и неуверенность в будущем. Ослепленная выступившими на глазах слезами, она споткнулась, и он тотчас поддержал ее своей твердой рукой и помог обрести равновесие.
— Благодарю вас, — прошептала она, оттолкнув его руку и отвернувшись.
Только услышав рыдание, Чарльз понял, что она плачет. Она снова покачнулась, и он подхватил ее, крепко прижал к себе, касаясь щекой ее шелковистых волос, чувствуя, как она содрогается от рыданий, и не решался заговорить.
Он не знал, как она отреагирует на этот визит, но то, как она отчаянно приникла к его груди, безутешно рыдая, стало для него полной неожиданностью. Он не должен был привозить ее сюда, этим он подверг ее жестокому потрясению, заставил пережить глубокую душевную боль.
