Они, любовники, молчали и смотрели в темноту. Из их молчания рождалась таинственная истома.
Внезапно Кармен де Ретц встала, как бы желая стряхнуть с себя эту истому:
– Фужер! Я не говорила вам…
Она раскрыла мешочек, который висел у нее на шее, и достала оттуда пачку синих кредиток.
– А! Прекрасно. Это знаменитый чек?
– Который превратился сегодня утром в новехонькие кредитные билеты. Друг мой, сегодняшний день был слишком созерцательным. Оно незабываемо – японское солнце через итальянские деревья. Но после двухчасового экстаза необходима реакция, необходимо действовать. Сегодня же вечером я отправлюсь к зеленому полю.
– Идем к зеленому полю! Но сначала – одно маленькое замечание. Кажется, ваша сумочка туго набита?
– Пять тысяч шестьсот.
– Так… Не полагаете ли вы, что благоразумнее будет оставить в кассе гостиницы кое-что про запас?
– Зачем?
– Род человеческий делится на два вида, и вы сами сказали мне, что не принадлежите к виду нотариусов.
– О, будьте добры, не думайте обо мне так дурно! Я достаточно взрослая, чтобы остановиться вовремя, даже во время игры.
Он насмешливо посмотрел на нее:
– Это зависит от обстоятельств. Вы превосходно умеете останавливаться, но не в trente-et-quarante, – в других играх, которые тем не менее принято считать еще более азартными.
Он не удержался, чтобы не расхохотаться; тем не менее, когда они входили в Казино, сумочка на цепочке была так же туго набита, как и прежде.
Салоны были еще полупустыми; многие столы, закрытые чехлами, свидетельствовали о малом количестве игроков. И все же игра велась довольно оживленно. Партнеры, стоявшие за стульями, не мешали игре, и крупье, избавленные от обязанности следить за ставками, ускоряли темп.
Шесть рулеток вертелось в первых двух залах под звон золота и серебра. Кармен де Ретц пренебрегла ими и направилась прямо в глубину святилища. Здесь trente-et-quarante производило меньше шума, но с большим толком. Один из игроков как раз встал. Кармен де Ретц заняла его место. Потом, вооружившись куском картона и традиционным гвоздем, она начала отмечать игру.
Фужер, стоя за ее стулом, смотрел на нее. И так как она все пытала счастья, он через несколько мгновений задал нескромный вопрос:
– Ну что, благоприятный миг еще не настал? Кармен де Ретц недовольно пожала плечами.
– Ступайте к рулетке, посмотрите, нет ли меня там! Смеясь, он оставил ее и послушно отправился прямо туда, куда она его послала. Он подошел к одному из столов. Шарик слоновой кости как раз упал в одну из лунок, и крупье известил победу номера 24.
– Теперь выиграет шестнадцатый, – предрекла какая-то молодая особа в поисках щедрого счастливца.
Она улыбнулась Фужеру. Фужер поставил экю на 16. Выиграло 19.
– Я в отчаянии, сударь.
– А я восхищен, сударыня. Я уже имел удовольствие встречаться с вами, не правда ли?
Он завязал флирт и потребовал свидания – по привычке.
Вдруг он вспомнил о Кармен. Как ее дела? Надо посмотреть.
Он вернулся к trente-et-quarante.
Кармен де Ретц играла, и играла крупно. С первого же взгляда Фужер увидел, что перед ней не было ни одного луидора – только жетоны и крупные кредитные билеты.
– Ого! – обеспокоенно прошептал он.
Он встал напротив играющей и кашлянул. Она подняла глаза и увидала его.
– Кхе! Кхе! Кхе! – сердито кашлял он.
Она вызывающе взглянула на него и толкнула три жетона на красное поле. Банкомет роздал карты.
– Шесть! Девять! Красное проиграло и цвет!
– Кхе! Кхе! Кхе! – еще раз кашлянул Фужер, испуганно указывая на три утаскиваемые жетона.
Кармен де Ретц в ярости развернула кредитный билет в пятьсот франков.
«Она сошла с ума!» – подумал испуганный Фужер. Билет упал на черное. Выиграло красное.
– Вот так-так! – сказал Фужер, на этот раз уже вслух.
Кармен де Ретц злобно поглядела на него и вооружилась тысячефранковым билетом. «Ого!» – решил Фужер.
Он проворно обошел стол и наклонился над ухом своей любовницы:
– Умоляю вас, – сказал он, – будьте благоразумны! Послушайте! Вот как вы умеете остановиться вовремя?
Она гневно ответила:
– Черт! Уходите! Сколько раз повторять вам, что вы приносите мне несчастье!
Он рассердился:
– Да перестаньте, это бессмысленно! Сколько вы проиграли?
– Я выигрывала, когда вас не было здесь! Уходите, уходите!
– Ни за что! Я останусь и сумею помешать вам наделать глупостей!
– Вы сумеете помешать мне? Вы?
Он изо всех сил старался оставаться спокойным:
– Кармен, еще раз я взываю к вашему рассудку! Они говорили очень тихо. Но их шепот начинал уже привлекать внимание соседей. На них смотрели. Она заметила это:
– Замолчите! – повелительно шепнула она и бросила на сукно тысячефранковый билет.
– На красное!
Одно мгновение Фужер оставался нем и недвижим. Его парализовало сознание, что он бессилен победить это упорство. Но вдруг его осенила забавная мысль:
– На черное! – торопливо крикнул он. – Тысячу франков, вот!
Он выхватил из своего бумажника единственную крупную ассигнацию, которая там имелась.
На зеленом сукне, подобном полю брани, оба кредитные билета, кредитка любовника и кредитка любовницы, оказались как бы на положении противников. Кармен де Ретц удивленно подняла брови. Но карты уже ложились:
– Два! Пять! Красное проиграло!
Лопатка крупье проворно завладела проигравшей ассигнацией и положила ее на ассигнацию выигравшую.
Фужер подобрал удвоившийся выигрыш, потом снова наклонился к Кармен.
– Я сказал, что помешаю вам сделать глупость! Проигрывайте сколько угодно, я буду играть против вас и выиграю у вас, чтоб потом вернуть вам все!
Она вздрогнула от гнева и хотела подняться. Но в ту же минуту искушающие слова удержали ее:
– Делайте вашу игру!
Тогда она посмотрела через плечо на Фужера. Он наблюдал за ней, готовый ответить на ее движение игрока. Она увидела бумажник, который он приоткрыл.
Ее охватило отчаяние. У нее оставались две ассигнации, по тысяче франков каждая, и восемь золотых жетонов. В бешенстве она пододвинула все.
– На швали: черное и цвет!
Фужер не колебался ни одного мгновения:
– На швали: красное и обратное!
И он бросил на стол свои два билета и прибавил к ним все содержимое карманов и кошелька, ровным счетом сорок луидоров. Обе суммы были равны.
Кармен де Ретц обернулась к своему любовнику. Внезапно ставшие враждебными взгляды их встретились. Это было странное, в некотором роде садистское, мгновение. Самому Фужеру, хотя его поступок и был подсказан ему рассудком, вдруг страстно, дико захотелось унизить эту враждебную ему волю, победить ее и вызвать слезы на этих сверкающих глазах, с вызовом смотревших на него. И в то же время им овладевала смутная и таинственная чувственность, и внезапно охватившее его желание, как ударами бича, стегало его, желание, близкое к сладострастию! Чудесное и короткое ощущение. Мгновение спустя вновь захваченный материальным исходом сражения Фужер подумал: «Только бы не выиграл банк».
