— Нет, но я должна быть готовой ко всему.
— То есть?
— Вчера ночью, — сказала Анжелика, — мне приснилось, что я служанка и готовлю для детей. Это доставляло мне радость, потому что они все сидели вокруг стола и смотрели на меня благодушными глазами. Что же я буду делать, если стану служанкой и не смогу приготовить еду для детей моего хозяина?
— Что за мысли лезут в твою голову? — воскликнула кормилица с искренним негодованием. — Ты никогда не станешь служанкой, по той простой причине, что принадлежишь к дворянскому роду. Ты выйдешь замуж за барона или графа… а может быть, даже за маркиза? — добавила она со смехом.
Сидящий в углу Раймон поднял голову.
— Я вижу, твои планы на будущее изменились. Я думал, что ты хотела стать главарем разбойников.
— Одно другому не мешает, — ответила девочка, продолжая энергично рубить мясо.
— Послушай, Анжелика, ты не должна говорить такие… такие ужасные вещи! — заявила вдруг тетушка Пюльшери, которая пришла укрыться в кухне не столько от холода, сколько от язвительных замечаний своей сестры, тетушки Жанны.
— А я думаю, что Анжелика права, — рассудительно сказал Раймон. — Гордыня — смертный грех, с которым надо постоянно бороться. Смирение и тяжкий труд пойдут на пользу всякому.
— Глупости, — отчетливо произнесла Анжелика. — Я не намерена смиряться. Я просто хочу научиться готовить для детей, которых люблю. Ты будешь это есть, Мари-Аньес? А ты, Альбер?
— Да! Да! — поспешно закричали оба малыша.
Снаружи послышался топот копыт.
— Вот и ваш отец вернулся, — сказала тетушка Пюльшери. — Анжелика, я думаю, что будет лучше, если мы пройдем в гостиную.
Но после недолгой тишины, во время которой всадник, должно быть, спешился, у входной двери зазвонил колокол.
— Я иду! — закричала Анжелика.
Она поторопилась к двери, забыв о засученных рукавах и перепачканных мукой руках. Сквозь пелену дождя и вечерний туман она различила высокого худого мужчину, с плаща которого ручьем лилась вода.
— Вы поставили лошадь под навес? — поинтересовалась она. — Здесь животные очень легко простужаются. Из-за болот туман очень густой.
— Благодарю вас, мадемуазель, — ответил незнакомец, сняв большую фетровую шляпу и поклонившись. — Я осмелился, по традиции путешественников, сразу же поставить лошадь и багаж в вашу конюшню. Поняв этим вечером, что я слишком далек от своей цели, и проезжая мимо замка Монтелу, я решил попросить мессира барона приютить меня на одну ночь.
Судя по костюму из толстого черного сукна, украшенному только белым воротничком, Анжелика решила, что перед ней мелкий купец или празднично одетый крестьянин. Однако его акцент — неместный и напоминающий иностранный — сбивал ее с толку и мешал угадать его истинное происхождение.
— Мой отец еще не вернулся, но вы проходите и обогрейтесь. Мы пошлем слугу обтереть соломой вашу лошадь.
Когда она вместе с гостем появилась в кухне, туда же через заднюю дверь зашел Жослен. Весь в грязи, с красным перепачканным лицом, он затащил на плиточный пол кабана, которого убил рогатиной.
— Удачная охота, месье? — очень вежливо поинтересовался гость.
Жослен окинул его неприветливым взглядом и проворчал что-то себе под нос. Потом он уселся на табурет и протянул ноги к огню. Гость скромно расположился в углу, приняв тарелку супа из рук Фантины. Он объяснил, что из здешних краев и родился возле Секондиньи, но, проведя долгие годы в путешествиях, стал говорить на родном языке с сильным акцентом.
— Но язык быстро вспоминается, — заверил он. — Ведь еще не прошло и семи дней, как я сошел с корабля в Ла-Рошели.
При этих словах Жослен поднял голову и посмотрел на гостя горящими глазами. Дети окружили его и принялись засыпать вопросами.
— В каких странах вы бывали?
— Это далеко?
— Чем вы занимаетесь?
— Ничем, — ответил незнакомец. — Сейчас я собираюсь просто ездить по Франции и рассказывать тем, кто желает послушать, о моих приключениях и путешествиях.
— Как трубадуры, поэты Средневековья? — вмешалась Анжелика, которая все же усвоила кое-что из уроков тетушки Пюльшери.
— Что-то вроде того, хотя я не умею ни петь, ни слагать стихи. Но я могу поведать очень красивые истории о странах, где виноградники растут сами по себе. Гроздья висят на деревьях в лесу, но местные жители не умеют делать вино. И это к лучшему, ведь Ною не пошло на пользу пьянство, и, видать, Господь не пожелал, чтобы в свиней превратились все люди. Остались еще непорочные племена на земле.
На вид ему было лет сорок, но что-то непреклонное и страстное сквозило в его взгляде, устремленном вдаль.
— Чтобы добраться до этих стран, нужно плыть морем? — недоверчиво спросил обычно молчаливый Жослен.
— Надо пересечь океан. Там, в глубине материка, великое множество рек и озер. Местные жители красные как медь. Они украшают голову птичьими перьями и передвигаются на лодках, сшитых из коры или шкур животных. Я также бывал на островах, где люди совсем черные. Они питаются тростником толщиной с руку, который называют сахарным, и действительно, из него добывают сахар. А из сиропа делают напиток. Он крепче, чем пшеничная водка, но меньше пьянит и придает веселость и силу, — ром.
— Вы привезли этот чудесный напиток? — спросил Жослен.
— У меня есть только одна фляга в седельной кобуре. Но я оставил несколько бочонков моему кузену в Ла-Рошели, он надеется хорошо на них заработать. Это его дело. Что касается меня, я не торговец. Я путешественник, интересующийся новыми землями, жаждущий изучить места, где нет ни голода, ни жажды и где человек чувствует себя свободным. Именно там я понял, что все зло исходит от белого человека, потому что он не послушал слово Господне, а извратил его. Ибо Господь повелел не убивать, не разрушать, но любить друг друга.
Наступило молчание. Дети не привыкли к таким необычным речам.
— Жизнь в Америках, стало быть, совершеннее, чем в наших странах, давно познавших Слово Божие? — неожиданно раздался спокойный голос Раймона.
Он приблизился, и Анжелика заметила во взгляде брата ту же непреклонность, что и у гостя. Тот внимательно его разглядывал.
— Сложно взвесить на одних весах совершенства Старого и Нового Света, сын мой. Что вам ответить? В Америках совсем иная жизнь. Гостеприимство между белыми людьми безгранично. Деньги не главное, даже больше, в некоторых местах они вообще не в ходу и люди живут исключительно охотой, рыбалкой, обменом шкурами и стеклянными украшениями.
— А землю обрабатывают? — вмешалась в беседу Фантина Лозье — дерзость, которую она бы никогда не позволила себе в присутствии хозяев. Но ее одолевало такое же жгучее любопытство, как и детей.
