В одном он был прав: Ян с Олесей целовались. Девчонке понравилось, как после поцелуя кружится голова и сладко замирает сердце. Когда же хлопец попытался скользнуть руками к её груди, Олеся, сразу вынырнув из голубого тумана, отвесила ему здоровую затрещину, аж в шее у него что-то хрустнуло. В этой хрупкой на вид девушке таилась такая сила, что начни они бороться, хлопец, пожалуй, и не одолел бы.
Он сразу убрал руки и отодвинулся.
— Янек, ты обиделся? — робко спросила Олеся. — Я нечаянно… так сильно!
— Нечаянно… чуть голова не оторвалась!
— А ты рукам воли не давай!
— Все равно же завтра поженимся!
— Поженимся, а ты мне и скажешь: моя жена до свадьбы каждому себя лапать дозволяла!
— Я — не каждый, — обиделся юноша.
— Янек, — примиряюще проговорила Олеся, — давай не будем ссориться? Что тебе стоит денечек подождать… Не сердись!
— Что делать, подожду, — он поцеловал её в прямой изящный носик. — Кажется, твой подзатыльник вернул на место мои мозги… Пойдем спать, ласточка моя. И видеть сны про завтрашний день…
Утром его чуть свет разбудила Олеся.
— Янек, вставай, с Григорием беда!
— Что случилось? — хлопец подскочил с набитого соломой матроса.
— Он не просыпается! — плача, закричала Олеся. — Раньше чуть до него дотронешься — глаза открывает, а тут… И трясла, и по щекам била — как кукла, только голова мотается!
"Господи, лишь бы он не умер!" — от этой мысли Ян даже похолодел и поспешил к своему подопечному. Тот лежал и крепко спал молодой лекарь приложил ухо к груди: сердце билось ровно и спокойно.
Он попробовал, как и Олеся, растолкать спящего — бесполезно! Тогда решил позвать:
— Григорий! Гриша, ты меня слышишь?
— Слышу, — отозвался он, продолжая спать.
— Просыпайся, уже утро!
Григорий открыл глаза.
— Ты почему плачешь, тебя кто-нибудь обидел? — он легко сел на постели, обеспокоенно вглядываясь в залитое слезами лицо сестры.
— Никто не обидел! — вытерла глаза Олеся. — Я тебя будила, будила, а ты не встаешь…
— Эх, Леська, глупая ты девка! Я ж так сладко спал! И сны мне снились легкие, светлые — мы с мамой в Италии, а ты — совсем крошечка… Папа подносит тебя к водопаду, ты жмуришься от брызг и хохочешь! Кажется, с детства я не видел таких снов!
Он перевел взгляд на Яна.
— Хлопец, тебе надо на врача учиться! Это скольким же людям ты сможешь счастье подарить!
— Без учебы, я понял, можно и вреда сколько наделать! Тут страху натерпелся: не уснул ли ты на веки вечные? Не знал, как тебя и разбудить, пока не позвал…
Григорий фыркнул.
— Размечтался! Боишься, что придется моих кулаков отведать?
— Опять за рыбу гроши! — прикрикнула на брата Олеся. — Неужели до седых волос не повзрослеешь? Что ты все кулаками хвастаешься, когда Янек тебя одним взглядом уложить может!
— Может, это точно! Колдун, видно. Раньше его бы на костре сожгли, а теперь, видишь ты, сестру за него отдаю!
— Ты в сторону-то не уводи, — шутливо схватила его за ухо Олеся.
— Смотри, Ян, на ком жениться хочешь! Чуть что — и за ухо… А что я тебе обещал? К священнику съездить?
— Плетень починить!
— А где Андрюха?
— Спит еще.
— Буди! Вот он пусть хозяйством и займется, а я за батюшкой в станицу… Жениху-то, чать, не терпится! Проведи его по хутору, приданое покажи… Да, хлопец, ты у нас вроде с сельским трудом знаком? Пока я буду умываться да завтракать, Гнедка мне запряги. Олеся объяснит, что и где!
Он взял из рук сестры рушник и заорал на всю горницу:
— Андрюха, подъем!
Потом, посмеиваясь, пошел из хаты, напевая на ходу: "Ты не вейся, черный ворон, над моею головой!"
Олеся любовно глянула в глаза Яну:
— Знаешь, как я напугалась?
— Я и сам, честно сказать, труса праздновал. Голова кругом пошла: Олеся ж, думаю, мне этого не простит!
— А я думала, не дай бог, что случится, я и Янека потеряю!
Они, не сговаривясь, взялись за руки.
— Вы не со вчерашнего вечера так стоите? — послышался насмешливый голос Андрея.
В другое время Олеся засмущалась бы, отпрянула, а сейчас на насмешника только глаз скосила.
— Нет, ночью мы немного спали!
— Не знаешь, что с Григорием? Он зараз так орал… Я думал, может, живот у него болит?
— Он выспался.
— Слава те господи! — Андрей перекрестился и зевнул. — А меня чего звал?
— Плетень чинить.
— Вот захребетник! Так я и знал, что от работы он открутится. Небось, дело всем нашел! Что Яну поручил?
— Гнедка запрягать.
— А тебе?
— Его завтраком кормить.
— Великих достоинств человек твой брат, Олеся!.. Пойду ему доброго утра пожелаю.
Через несколько минут с улицы донесся рев двух мужских глоток.
— Чего это они? — недоуменно поинтересовался Ян, пытаясь через маленькое оконце разглядеть, почему полуголые друзья-товарищи орут и носятся по двору?
— Холодной водой друг друга обливают, — определила Олеся, продолжая накрывать на стол.
— Пожилые люди, а бегают, как мальчишки, — неодобрительно пожал плечами Ян.
— Какие же они пожилые? Им всего по тридцать лет!
— Тридцать!.. Ни детей, ни плетей… Плакать надо, а они хохочут.
Олеся обернулась и посмотрела на хлопца: не шутит? Нет, он говорил серьезно. Впервые в её душу закралось сомнение: а не торопится ли она выйти замуж за незнакомого человека? Второй день он живет с ними бок о бок и ни разу за это время не то что засмеялся — не улыбнулся!
"Это потому, что раньше его никто не любил! — решила Олеся, по извечной женской привычке дорисовывая предмету своей любви несуществующие достоинства. — Перенесенные лишения выстудили его душу, она замерзла… Но ничего, я её отогрею! Она ещё запоет, как весенняя птаха…"
Олеся жалела его так, как жалеют инвалида, лишенного какого-то важного органа, снисходительно прощая: что с него взять! А сам Ян и не подозревал, что обделен. Чувствовал себя прекрасно и терпеливо ждал, когда его невеста накроет на стол и поведет его показывать хозяйство.
— Сядешь с мужиками завтракать? — предложила она.
— Нет, нет, — замотал головой хлопец, — нам ещё Гнедка запрягать!
На самом деле он хотел посмотреть: чем же они вместе с Олесей будут владеть? Сначала, разозлившись на Григория, он было подумывал вообще отказаться от всякого приданого и увезти девушку куда-нибудь… Не важно, куда, но доказать её важному братцу, что он, Ян, не нуждается во всяких куркульских подачках!.. Легко было так подумать и даже отчетливо это себе представить, но как отказаться прежде ничего не имеющему, нищему крестьянину от идущего ему в руки сказочного богатства?
