У нее мелькнула мысль, что, может быть, она будет должна расстаться с ним.
И тогда Минелла принялась молиться духу своего отца:
«Помогите мне, папенька! Помогите мне по — » ступить правильно! Вы знаете его мир намного лучше, чем я, а я не переживу, если его положение при дворе пострадает и если его друзья будут потешаться над ним!«
Она заснула, не переставая молиться.
Наутро тревога не покидала Минеллу, и даже ослепительная красота Средиземноморья не могла рассеять тень, омрачавшую ее счастье.
Вечером незадолго до прибытия в Неаполь они обедали вдвоем в своей каюте, и, когда стюард ушел, Минелла сказала графу:
— Мне хотелось бы с вами поговорить. Граф вопросительно посмотрел на нее, а Минелла сказала очень серьезно:
— Устраивайтесь поудобнее и выслушайте меня.
Граф сел в одно из больших кресел и протянул руки к Минелле, но она лишь покачала головой и села на коврик возле его ног.
В бледно-голубом платье, отделанном шифоном, нежным облаком окутывающим ее белоснежные плечи и шею, с золотистыми волосами и доверчивым взглядом больших глаз она была похожа на маленького ангела, рассматривающего землю с летнего неба.
До сих пор граф не знал женщины, чьи глаза были бы так выразительны и которая умела бы так поэтично и вместе с тем ясно выражать свои чувства.
Он ничуть не кривил душой, когда говорил Минелле, что с каждой минутой влюбляется в нее все сильнее.
Он знал, что неожиданно для себя обрел то, что иные мужчины ищут всю жизнь, — идеальную любовь и женщину, которая является частью его самого.
Пока он был пресыщенным, циничным аристократом, готовым насмехаться надо всем, что было возвышенно или даже священно, Минелла благополучно прошла через все опасности, которые встретились ей на пути к Лондону и в самом городе.
Граф отлично знал, что ей угрожало, и не сомневался, что чистота и невинность Минеллы и послужили ей самой надежной защитой.
Теперь он переменился и дал себе клятву в будущем защищать ее от любых обид и любой грязи, которая могла повстречаться ей в жизни, и знал, что, как только его дела будут улажены, они с Минеллой обретут взаимное счастье.
Единственная трудность заключалась в том, что развод с женой повредил бы его положению при дворе и обеспокоил бы его родственников, особенно учитывая, что граф стоял во главе семейства Винтерборнов.
Он посмотрел на Минеллу и, встретив ее умоляющий взгляд, спросил:
— В чем дело, мое сокровище?
— Я думаю о завтрашнем дне.
Лицо графа помрачнело. Ему совсем не хотелось снова встречаться со своей женой и с человеком, который вместе с ней устроил тот подлый заговор и был отцом ее ребенка.
Граф не говорил об этом Минелле, поскольку знал, что она не поймет, но юридически отцом ребенка, рожденного его женой, считался он, и если это был мальчик, он со временем унаследовал бы титул.
Впрочем, граф был так зол на свою жену, что даже не стал интересоваться полом ребенка и не отвечал на ее письма с просьбой о разводе.
Однако он не имел никакого желания унизиться до взглядов своей жены и ее любовника и поэтому продолжал выплачивать Ольвии содержание, которое назначил ей, когда они поженились.
Это была весьма значительная сумма, и банк графа переводил ее на счет в Неаполе каждый квартал.
Мрачным тоном, которого Минелла не слышала от графа с тех пор, как они признались друг другу в любви, граф промолвил:
— Я не имею никакого желания думать о завтрашнем дне, но, к сожалению, от этого никуда не денешься.
— Я знаю, — сказала Минелла, — и… потому что я люблю вас… у меня появилась одна мысль.
— Какая?
Она не касалась его, но граф чувствовал, что Минелла дрожит, и видел румянец на ее щеках. Едва слышным голосом она произнесла:
— Когда мы только взошли на корабль, вы сделали мне предложение, от которого я… отказалась.
— Ты знаешь, что я сделал его только потому что, хотя я любил тебя, я понятия не имел, кто ты такая на самом деле и не ведал еще, что ты воплощаешь в себе мой идеал женщины.
— Я рада слышать это от вас, — грустно сказала Минелла, — но, понимая, как больно ранит вас развод и все, что за этим последует, я готова принять ваше предложение.
С этими словами Минелла уткнулась лицом в колено графа, словно боялась поднять на него взгляд.
Несколько мгновений граф молчал. Потом он тихо сказал:
— Теперь я знаю, моя любимая, что ты любишь меня так же сильно, как я люблю тебя, и я всегда буду помнить то, что ты сказала сейчас, и хранить это в моем сердце.
Он поднял ее с пола, усадил в кресло рядом с собой и, обняв, прижал к себе.
— Но мой ответ, мое сокровище, будет» нет «!
— Но… почему?
— Потому, — сказал граф спокойно, — что я хочу, чтобы ты жила не тайно в Челси или в Сент-Джон-Вуд, как я вначале глупо предложил, а в моем доме, открыто, в качестве моей жены.
Он поцеловал ее волосы и добавил:
— Ты станешь графиней Винтерборн, будешь со мной каждый день и каждую ночь.
От того, как он это сказал, Минелла чуть не заплакала.
— Я пыталась… помочь вам, — прошептала она.
— Я знаю, — ответил граф, — но того, что ты предлагаешь, мне мало. Я хочу, чтобы ты была моей полностью и абсолютно. Моей от макушки до красивых маленьких ножек, моей с каждым дыханием, с каждой мыслью. Ты моя, Минелла, и я не могу жить без тебя!
Потом он поцеловал ее, поцеловал отчаянно, требовательно, властно и стало невозможно говорить еще.
И все же, когда они поехали в Неаполь, Минелла чувствовала страх, ибо видела, что граф в плохом настроении, и боялась того, что может случиться, если он увидит свою жену.
В другое время она восхищалась бы видом Неаполя, возвышающегося над гаванью, его блестящими крышами и шпилями, яркостью его красок.
Повсюду разливался тот особенный свет, которым, как она читала, славятся пейзажи Италии.
В библиотеке поместья Хейвудов было немало путеводителей, и Минелла знала историю этого города. Она жалела лишь, что они не могут задержаться на день и съездить в Помпею.
Она видела могучий силуэт Везувия на фоне синего неба, но сейчас все было не важно, кроме тяжкого испытания, которое предстояло пережить графу, а Минелла была не в силах спасти его от этой участи.
На причале их уже ждал экипаж, запряженный парой лошадей.
Моряки, одетые в парадную форму, отвезли Минеллу и графа к берегу в шлюпке.
Для этой поездки Минелла выбрала чудесное летнее платье цвета молодой зелени, отороченное белыми кружевами.
На голове у нее была шляпка с широкими полями, украшенная белыми розами.
В этом наряде Минелла выглядела юной и свежей, как сама весна.
Пока они ехали по узким улочкам, где на веревках, протянутых между домами, сушилось белье, граф не произнес ни слова.
