Чувство отвращения постепенно сменялось у Маршалла негодованием. Эта маленькая обманщица Атина сама оказалась обманутой. Она и каждая из тех женщин, которые думают, что следуют советам «специалиста».
Мистер Стрейтер вытер рукавом лицо.
— Я надеялся, что книга будет хорошо продаваться, однако не хотел, чтобы она стала такой популярной и пользовалась успехом. Совсем недавно ко мне приходила женщина — некая вдова, живущая за пределами поместья. Мы немного выпили, и я провел почти весь день, притворяясь, будто мне интересны все незначительные моменты ее жизни, чтобы она пришла в нужное состояние. Я уже почти уложил ее на спину, когда она вдруг встала и начала разглагольствовать о том, что чистота присуща женскому характеру и что без этого ни один мужчина не захочет жениться на ней. «Женщина должна воображать себя плотно свернутым бутоном цветка, чьи нежные лепестки защищают ее сердце прозрачным флером красоты», — сказала она. А ведь это написал я! Подумать только! Эта перезрелая домохозяйка, которая должна была бы прийти в восторг от моего к ней внимания, обернула мои слова против меня! Будто я мог жениться на таком троглодите, как она.
С Маршалла было довольно. Он поставил стакан, не отпив ни глотка.
— Сэр, вы шарлатан и лицемер. Вы ждете, чтобы женщины вели себя как леди — или не как леди, — только если это нужно и удобно вам. Вы правы в том, что чистота — это отличительный признак характера женщины, но вы понятия не имеете, что делает женщину леди.
Маршалл взял шляпу и направился к двери.
— Подождите! Вы собирались сказать мне что-то о моем состоянии.
Маршалл обернулся:
— Графиню Кавендиш, которая выдает себя за знатока женских добродетелей, ждет разоблачение. Мой вам совет: прочтите ту страницу из своей книги, где вы учите быть бережливым. Другими словами, ведите себя как леди.
Узнав, что никакой графини Кавендиш не существует, Маршалл отправился в пансион. Он готов был вести войну. Его противником оказалась вздорная, непредсказуемая, глупая женщина.
Отстранив Герт, он прошел прямо в гостиную. Была половина одиннадцатого. Вечерняя лекция все еще продолжалась, и все ученицы сидели в гостиной, слушая молодого американского поэта. Лектор был молодым красавцем с нежным румянцем на щеках и блестящими карими глазами. Однако его растрепанные темные волосы и экстравагантное одеяние придавали ему скорее цыганский вид, от которого ученицы, видимо, пришли в неописуемый восторг.
Его низкий голос завораживал.
— «Ее гибкое тело было прижато к его мужскому достоинству, похожему на стебель тюльпана, качающегося на ветру». — Взгляд его горящих глаз останавливался на каждой из девушек, словно он ласкал их всех поочередно.
Маршалл подошел к лектору и закрыл книгу, которую тот держал в руках.
— Чтение окончено. Леди, можете расходиться.
— Кто вы, черт возьми? — спросил поэт.
— Не тот, с кем можно шутить.
— Да вы знаете, кто я? Я Клинт…
— Я знаю, кем вы будете. Побитым американцем. Забирайте свои непристойные стишки и выметайтесь.
— Безобразие! Я потребую объяснения у мисс Макаллистер.
Маршалл схватил поэта за красный шарф, и молодой человек, который был значительно ниже ростом и более субтильным, счел за благо не сопротивляться.
Прямо в лицо поэта, трясущегося от страха, он пробормотал слова, не предназначенные для ушей девушек:
— Даю вам одну секунду, чтобы убраться отсюда, похотливый щенок.
Поэт закивал, и как только Маршалл отпустил его, вылетел из гостиной.
Атина, которую он не сразу заметил, подошла к нему. В руках у нее было какое-то письмо.
— Как вы смеете приходить сюда и срывать урок? Кто вы такой, чтобы…
— Мне нужно поговорить с вами, — сказал он. Не давая ей возможности возразить, он повернулся к ученицам. — А все остальные — спать! Немедленно!
Его слова прозвучали словно ружейный выстрел. Девушек как ветром сдуло.
Атина повернулась к нему вне себя от ярости:
— Вы… вы презренный варвар! У вас хватает наглости врываться сюда и распоряжаться, будто вы какой-то психически неуравновешенный учитель.
— Сядьте. Я жду от вас объяснений.
Она прищурилась и прошипела, словно ядовитая змея:
— Вы сами напросились. Я сейчас же пошлю за констеблем.
— Давайте. Тогда у вас будет возможность объяснить нам обоим, зачем вы украли имя графини Кавендиш.
Атина замерла на пороге гостиной.
— Что?
— Вы прекрасно меня слышали. Вы использовали имя графини Кавендиш, чтобы придать своей школе видимость правдоподобия. Однако правда в том, что графиня Кавендиш даже не представляет, чем вы здесь занимаетесь.
— О чем вы говорите? У меня есть ее письмо, в котором она согласилась быть попечителем школы.
— Фальшивка.
— Как вы смеете, — негодуя повторила она, но гораздо спокойнее.
— Вы ввели в заблуждение десятки известных семей, объявив, что знаменитая графиня Кавендиш руководит воспитанием и образованием их дочерей, тогда как на самом деле графиня Кавендиш имеет такое же отношение к вашей школе, как Наполеон к Бэкингемскому дворцу.
Атина густо покраснела.
— Это ложь.
— Увы, это правда, — возразил он и подошел к ней. — Вы обманщица, мошенница и лгунья. Судья признает вас виновной в том, что вы работали, пользуясь именем графини Кавендиш, без ее разрешения. Такое преступление карается смертной казнью через повешение.
— Чушь! Графиня Кавендиш будет польщена.
Он усмехнулся:
— Ошибаетесь, он не будет.
— Он? Кто?
Маршалл обошел ее, перекрыв выход.
— Хочу кое-что сообщить. На самом деле графиня Кавендиш — это достаточно озлобленный старик, ополчившийся против всего женского пола. Я сегодня утром встречался с ним. Он написал эту книгу, чтобы доказать, что женщины не просто глупы, но что у них вообще нет мозгов. И после того как я познакомился с тем, как вы руководите этой так называемой школой, я склонен согласиться с ним.
— Это невозможно. Я вам не верю.
— Кингстон-Лодж, Шепардс-Грин, Суррей. Не стесняйтесь. Нанесите ему визит.
Атина начала ходить по комнате, сжимая в кулаке письмо.
— Мне следует взять эту книгу и стукнуть ею этого человека по башке!
— Минуточку, моя маленькая лицемерка, — сказал он, взяв ее за локоть, чтобы она перестала метаться. — Прежде чем вы потребуете возмездия для этого человека, который успел обмануть вас до того, как вы обманули остальных, будьте так добры объяснить мне, что вообще заставило вас навязать другим «учение» графини.
— Вам я ничего не обязана объяснять.
