От этих касаний кожу покрывали упоительные мурашки, дрожь пробегала вдоль спины и во всем теле росло томление, похожее на сладкую боль. Он весь горел, этот единственный в мире мужчина, он жаждал ее! А как же иначе: ведь только его прикосновений хотела Присцилла, только на них могла отвечать с таким неистовством.
Кончики пальцев поглаживали горло и казались чистым шелком, скользящим по коже, дразнящим и волнующим. Губы дотронулись до мочки уха, ущипнули ее, и легкий укус отозвался во всем ее теле. Потом поцелуй возобновился, и лишь смутно Присцилла ощутила, что лямка сорочки соскользнула с правого плеча.
Она не замечала и того, что впилась ногтями в спину Брендону, что мышцы напряглись и окаменели под ее пальцами. Боже, как она хотела его! Девушка не понимала, что именно вкладывает в это понятие, лишь угадывала в себе инстинктивную потребность покориться тому, кому уже принадлежала душой.
Невыносимо сладостная истома пронзила ее: это Брендон, освободив грудь Присциллы, сжал пальцами уже напряженный сосок.
– Как ты хороша… – услышала она необычный хрипловатый голос. – Смотри, твои груди как раз помещаются в моей ладони…
И это тоже было прекрасно. Брендон говорил то, что она хотела слышать, не сознавая этого. Но теперь она знала.
Присцилла снова застонала и приподнялась, чтобы увидеть то, о чем он говорил. Обнажив одну грудь, пальцы Брендона то гладили, то дерзко ласкали ее. Они казались смуглыми, почти темными на ее белоснежной коже. Этот контраст будил в ней странные ощущения.
«Боже, Боже, что же это такое? Что происходит со мной?»
Девушка судорожно сглотнула, внезапно устыдившись происходящего. То, что делает Брендон, непристойно, грешно!.. Или нет? Возможно, она должна положить этому конец, а не поощрять его. Это какое-то безумие, которое угрожает самой душе ее!
К тому же где-то совсем близко находится человек, которому она дала слово…
Но в следующее мгновение горячий рот снова прижался к ее губам, шелковистый язык скользнул между ними, и Присцилле стало безразлично, кто и где ее ждет. С каким-то сладострастным восторгом ощущая себя распутной, падшей, она готова была уступить любому желанию Брендона. Как он обрел над ней такую власть?
Между тем он сдвинул лямку сорочки и с другого плеча, обнажив Присциллу до талии. Она выгнулась дугой, безмолвно умоляя о новых ласках. Руки ее проникли под его рубашку, пальцы пробежали по груди, зарылись в завитки волос. Оказывается, ниже эта восхитительная поросль сужалась, но продолжалась до самого пояса брюк, до твердых и плоских мышц живота. О, как это восхитительно – прикасаться к нему! Что за волшебной силой он наделен, если Присцилла так беспомощна перед ним? Может, Брендон владеет колдовскими чарами?
– Брендон… – прошептала Присцилла едва слышно. – Брендон… что это? Что ты делаешь со мной, Брендон?
Рука на ее груди замерла.
Брендом опомнился и посмотрел на свою огрубевшую ладонь, покоящуюся на белоснежной груди. Небольшая грудь налилась сейчас под его ласками, как и прелестный розовый сосок. Нежная плоть Присциллы трепетала, и самый вид ее будто молил: «Продолжай!» Расширившиеся темные глаза, отливающие золотом, смотрели ему в лицо, но вряд ли девушка сознавала, насколько далеко они зашли. Она желала его, вне всякого сомнения, и если бы Брендон продолжил, то отдалась бы ему.
Но мысль о том, что невинная Присцилла не вполне понимает, что происходит, заставила его остановиться.
Он сделал отчаянную попытку совладать с собой, и это удалось, однако Брендон задрожал всем телом. В паху он чувствовал теперь не сладкое томление, а боль, поэтому стиснул кулаки, чтобы вынести ее без стона. Господи, он хотел Присциллу всем своим существом, а не только мужской плотью! За всю свою жизнь Брендон ни разу не желал женщину так неистово и страстно.
«Она принадлежит Эгану», – напомнил ему внутренний голос, но другой тут же возразил: «Она твоя!»
«Ну и что? – с горечью подумал Брендон. – Даже если она отдаст мне свое тело, что это изменит?» Он – одиночка, игрок, в его прошлом слишком много темного. Женщины для Брендона всегда были источником удовольствия, не более того, ни с одной он не провел больше двух ночей подряд, боясь соскучиться. Ну а брак и вовсе казался ему чем-то чужеродным.
Что может он предложить ей, кроме нескольких ночей страсти? Уж конечно, не дом и не семью, о которых Присцилла мечтает. А если так, то она скорее всего возненавидит его за то, что уступила, лишив себя счастливой и обеспеченной жизни. Нет, Брендон не поступит с ней так. При всей своей пылкости Присцилла Мэй Уиллз не из тех, чьей неопытностью можно воспользоваться, а потом бросить.
«Она давно созрела для объятий мужчины, – думал Брендон, – но мужчины все не было. Вот откуда ее необычная страстность. Очень возможно, что столь же пылкой она будет и в объятиях Эгана».
Все в нем воспротивилось этой мысли, и он окончательно овладел собой. Жестом, с горечью названным про себя благороднейшим в его жизни, он поправил ее сорочку, закрыв от своего взгляда все то, на что не мог наглядеться. Потом медленно поднялся.
– О нет! – прошептала Присцилла, и лицо се выразило растерянность и трогательную беззащитность.
Чтобы не утратить решимости, Брендон изобразил полное бесстрастие. Растерянность Присциллы сменилась смущением, потом стыдом.
– Брендон, что я такого сделала?
Не получив ответа сразу, она спрятана лицо в ладони, но он отнял их и поднял ее с земли.
– Ничего, Присцилла. Просто мне не следовало вести себя так. Я бессовестно воспользовался твоим состоянием.
Она бессознательно закрыла ладонями грудь, хотя сорочка уже скрывала ее.
– Я… я должна была остановить тебя… – тихо проговорила девушка, борясь со слезами.
– Ты неопытна и ни в чем не виновата. А вот я прекрасно знал, что делаю. Поэтому ответственность лежит на мне.
– Нет, виноват не один ты! – Присцилла отняла у него руки. – Я дала слово Эгану, я вот-вот должна стать его женой… А при этом я веду себя как… как шлюха! Я никогда себе этого не прощу!
– Ты настоящая леди, Присцилла. – Брендон снова завладел ее руками. – Я понял это, когда мы впервые встретились, думаю так и сейчас. Сегодня тебе пришлось столкнуться лицом к лицу с насилием, и ты была уже не свидетелем, а действующим лицом. Это потрясло тебя, и ты утратила свою обычную осторожность. Я же воспользовался случаем, и это непростительно. Я хотел тебя почти с самого начала… и тоже был вне себя от тревоги, поэтому потерял голову. – Он поднял свою широкополую шляпу, отряхнул ее, постучав о бедро, и нахлобучил на лоб. – Если мои извинения приняты, обещаю, что больше такое не повторится.
