Они выехали из Лондона. Долгое время тянулись нескончаемой вереницей виллы, сады, дома, террасы, но когда они пересекли Хаммерсмитский мост, то оказались в деревенской местности. Уолтер направил экипаж к Шипскнм воротам в Ричмондский парк и поехал по пустынным аллеям этого удивительного места к Кингстонским воротам. Возгласы удивления срывались с губ Луизы, когда они ехали по этой местности: вот внезапно выскочил олень из зарослей папортника, над дорогой аркой изогнулись ели, прижавшись друг к другу, стояли Сосны, пихты и нежные лиственницы, среди которых, то там, то тут мелькало серое тело кролика. Все это было для нее так же ново, как жизнь и мир для внезапно ожившей статуи Пигмалиона.
Уолтер медленно ехал через парк. Глаз художника улавливал красоту и очарование весеннего пейзажа, но он хотел увидеть, какое впечатление может произвести это естественное обаяние природы на Луизу. До сих пор она не сказала ни слова, только беззвучно смотрела с открытым от удивления ртом, выражая свое удовольствие негромкими вскриками восторга, и, наконец, выразила свое мнение словами.
— Больше я не удивляюсь, — сказала она.
— Не удивляетесь чему?
— Китсу и Байрону. Они заставляли меня задумываться, откуда же берутся их прекрасные творения. Но теперь я знаю, что мир так удивителен, что нет ничего странного в том, что на земле есть поэты. Они не могли бы выйти из Войси-стрит.
— Поэт вряд ли бы мог быть поэтом, если бы не сталкивался лицом к лицу с действительностью. Для такого человека, как Крэб, материала для написания хватило бы даже на Войси-стрит. Так вы считаете, что мир прекрасен, Лу? А ведь Ричмондский парк — только маленькая часть того мира, который знал Байрон.
— Я чувствую, что как будто бы видела все, что видел он, — ответила девушка. — Когда поздно ночью я читала «Чайлд Гарольда», пока спала бабушка, читала не просто, а с упоением, мне казалось, что я нахожусь рядом с ним. Если бы вы спросили меня, на что похоже Лимэнское озеро или горы, или Рим, я бы не смогла ответить вам, но я ощущала все это так, как будто это было внутри моего сознания: вода, небо, теплый мягкий воздух — все предстало передо мной живым и ярким, как на картине.
— Это все сильное воображение, Лу. Весьма опасное дарование, — сказал Уолтер глубокомысленно.
— Разве? Хотя я действительно думаю, что была счастливее до того, как узнала поэтов… Мне действительно стало после этого грустнее, но это была тихая грусть, которая не жгла меня. Я могла спать, когда уставала и забывать мои неприятности. Не думаю, чтобы в эти дни мне снились сны. Но сейчас я чувствую беспокойство, в моем мозгу как будто лихорадка, и я хочу жить более прекрасной жизнью.
Эти слова, сказанные с вызывающей искренностью, так свойственной Лу, сделали мистера Лейбэна задумчивым.
— Я скажу вам, что это значит, Лу, — начал он, — . если бы вы позволили мне довести идею о вашем образовании до ее практического осуществления, то вы могли бы иметь такую яркую и счастливую жизнь, которая только, может быть, и нужна молодой девушке. Ведь подумать только, сколько дверей может открыть образование для вас. Вы могли бы быть гувернанткой или компаньонкой в семье, которая путешествовала бы по Европе. Вы могли бы увидеть Швейцарию, — Италию и другие земли, по которым путешествовал Чайлд Гарольд. Рассудите сами.
— Я уже подумала и не хотела бы быть обязанной вам, — ответила Лу упрямо. — Я не хочу быть образованной, не хочу быть лучше, чем я есть. Я смогу лишь почувствовать свое ничтожное существование острее, чем сейчас.
— Но почему, моя дорогая девочка, вы опять называете это ничтожеством? Нет ничего отрицательного в самой бедности.
— Возможно, и нет. Я имею в виду то, что некоторые люди обладают даром делать бедность очаровательной. Вы читали о таких в романах. Есть какое-то унижение в нашей грязи, ведь мы грязны. Я не имею в виду недостаток уборки или другого мытья, здесь я делаю все, что могу. Но все вокруг нас пропитано старостью, серостью, неаккуратностью — грязь, кажется, проникла во все поры нашего дома, и потом бабушка такая неаккуратная. Это делает ее совсем дряхлой. Плохо также то, что слова неправильно произносят и бабушка часто это делает. Наше падение заключается в том, что мы не в состоянии ни за что заплатить. Скверно, что отец говорит о картинах. Вам не удастся вырвать меня из всего этого. Я погрязла по горло в невежестве.
— Да, Лу, вы неисправимая девушка! — воскликнул Уолтер, сильно раздасадованный упрямством мисс Гарнер.
Он хотел оказать для нее настоящую услугу, чувствуя, что должен сделать это, так как уже приподнял ее над тем примитивным уровнем, который составлял ее окружение.
— Что я могу сделать для вас, Лу?! — воскликнул он.
— Оставьте меня одну. Я не хочу учиться, чтобы потом презирать отца. Вы можете дать мне один день удовольствия, такой, как этот, если, конечно, пожелаете. Я смогу прожить всю оставшуюся жизнь, вспоминая нашу поездку.
Уолтер не сразу смог ответить на такое утверждение. Он даже начал думать, что этот день на природе такой же легкий, как летняя экскурсия щебечущих школьников, всего лишь глупая затея. Лу, с ее порывистостью и резкостью, была интригующе интересной персоной для артистической натуры художника, возможно как раз из-за своей неординарности. Не должно все-таки было быть этой поездки, если у него имелось желание жениться на Флоре Чемни.
Но хотел ли он жениться на мисс Чемни? Конечно, он хотел — дорогая милая Флора, кто еще мог так сильно любить его? Он обнаружил это очень давно. Ласковая маленькая Флора, ее голос был таким нежным, когда она разговаривала с ним, ее руки вздрагивали, когда она случайно касалась его. Наивная маленькая Флора, штурмующая вершины искусства с коробкой цветных карандашей и мелками. Мог ли он не жениться на ней, тем более, зная, что желание Марка Чемни по этому вопросу было вполне очевидно.
Минут на десять-пятнадцать мистер Лейбэн погрузился в глубокие размышления. В это время они как раз находились в Кингстоне, проезжая по его маленьким, ярким улочкам с интересными фасадами домов и особенным ароматом воздуха, направляясь к Темзе, Темз-Диттону и Моусли. Лу с восхищением смотрела по сторонам. Торжественные аллеи, идущие через дворцовый парк, чистая журчащая вода, прекрасные виллы с клумбами ярких тюльпанов, гиацинтов и ранних роз, казалось, дышащих свежестью и ароматом. Поистине это был мир красоты после Войси-стрит.
— Пойдемте, Лу, — сказал мистер Лэйбэн, отвлекаясь от серьезных мыслей, считая, что такое занятие может подождать, — самое время подумать об остановке. Я хочу покатать вас в лодке. Мне известна одна маленькая очаровательная гостиница в Темз-Диттоне, где мы сможем получить с вами прекрасный обед, а пока он будет готовиться, мы сплаваем с вами к Хэмптон-Кортскому мосту. Там мы выйдем с вами из лодки и пройдемся по дворцовым садам. Еще довольно рано и мы можем не торопиться.
