Но Джеймс обернулся и увидел тусклый свет в передней. И неожиданно для себя побрел вокруг дома в сторону сада. Он шел через темноту вдоль стены, пока не увидел ее. Он остановился. Николь была в столовой одна. Она стояла, наклонившись над цветами. Это были розы. Пышные бледно-розовые тепличные розы. Филипп послал эти розы к себе домой для Николь, как присылал их в Лондон месяц назад. Вилли... Бедная Вилли... Если она не успела отправиться в Бат, когда их доставили в ее дом, то ей пришлось их распаковывать. Как можно так скоро забыть о семье? Розы предназначались не ей. «Будь здорова. Люблю. Филипп». Вице-президенты. Американские финансисты. Министры. Адмиралы. Епископы. Французский принц. Будущий король Англии. Султаны... цари...императоры...
Джеймс стоял в темноте, шатаясь от ревности и страха, испытывая необычайное волнение. Все, на что он надеялся, оказалось недоступно для него.
Она захлопнула перед Джеймсом дверь, но он отлично знал, где находится вход для прислуги. Он протиснулся между подстриженными деревьями и, приминая траву, широко зашагал дальше через живую изгородь, затем через высаженные розовые кусты. Это были разросшиеся переплетенные колючие летние побеги терна, подстриженные цветы, но он шел, не разбирая дороги, чтобы пройти к задней части дома.
Там Джеймс увидел Николь снова. Она поставила газовую лампу на кухонный стол, достала таз и отвернулась. На плите она подогрела воду, затем расстегнула рукава, вынула шпильки из волос, сняла украшения. Джеймс незаметно наблюдал за ней из темноты. Он запустил руки в свои волосы и, как гребнем, прошелся по ним. У него неожиданно пересохло во рту. Николь собиралась мыться, не подозревая, что он подглядывает.
«Нечестно», — подумал Джеймс. Он должен уйти или обнаружить себя. Но вместо этого затаил дыхание. Волосы Николь рассыпались. Они были темными, тяжелыми, совершенно прямыми и гладкими, как сияющие волосы жен магараджи. Или как у одалиски, гейши или наложницы. Тяжелые волосы, такие здоровые и чистые, что струились единым потоком по спине и плечам. Казалось, что стекает темный водяной водопад. Когда она потянулась за чайником, Джеймс увидел, как волосы рассыпались по ее плечам. Николь встряхнула головой и повернулась, чтобы налить горячую воду в таз, стоявший на кухонном столе.
Затем она расстегнула платье и распустила шнурок на корсете. Николь собиралась мыться, стоя лицом к темноте.
Джеймс поднялся на ступеньку. Встал перед стеклянной дверью, упершись двумя руками в дверную раму, так, чтобы она увидела его через дверное стекло.
Николь подняла глаза, затем отпрянула. Она вздрогнула от неожиданности, взглянув на него, но, как ни странно, не удивилась. Затем она поступила совершенно неожиданно для Джеймса: глядя прямо на него, она в негодовании вздернула подбородок. Глаза ее разгневанно блестели, она спустила платье с плеч. Рукава обтягивали ее руки, как кожа змеи.
Джеймс прислонился разгоряченным лбом к стеклу.
— Николь, — позвал он, — впусти меня.
Он облизнул пересохшие губы и ощутил шевеление в паху. От одного взгляда на Николь он возбудился. Джеймс ударил раскрытой ладонью по деревянной раме двери и закричал:
— Впусти меня!
Николь стояла перед ним, распрямившись, и, глядя прямо на него, спустила нижнюю рубашку, обнажив грудь. О Боже! Она была прелестна. Полная, округлая, с большими темно-красными сосками. Она колыхалась при каждом ее движении. Николь взяла мочалку и отжала ее себе на шею. Вода побежала у нее по шее, плечам и груди.
Джеймс подергал ручку двери — она не поддавалась.
— Николь, открой сейчас же эту чертову дверь! — крикнул он. — Открой ее.
Он толкнул дверь плечом, та задрожала.
Николь ничего не ответила. Не сводя с него взгляда, она взяла кусок мыла и принялась намыливаться. Провела им по шее, плечам, груди. Ее ладонь скользила по коже, делая круги. Она взяла в ладони свои груди, кусок мыла упал в таз. Затем мыльной пеной она принялась натирать груди, легко сжимая их. Соски слегка сморщились и превратились в маленькие темные горошины.
Джеймс с трудом дышал. Он навалился на деревянную дверь всем телом. Та затрещала, он снова толкнул ее плечом. Затем снова и снова. Из кухни из-за двери послышался пронзительный крик. Но Джеймс не обратил на него внимания. Он ломился в дверь, пока не услышал, как дерево затрещало. Замок отошел от рамы, дверь отлетела в сторону с такой силой, что замок или ключ от него ударился о стену так, что посыпалась штукатурка.
Николь в первый момент рассмеялась.
— Вы... вы сломали дверь, — нарочито строго произнесла она. Ее глаза расширились и сияли, она попятилась. — Джеймс! — окликнула она возбужденным голосом. — Что вы делаете? Отправляйтесь домой.
— Нет, что вы делаете? — спросил он хрипло, так как слова с трудом шли у него из горла.
Она снова рассмеялась, на этот раз уже легко. Этот серебристый смех нежно разливался вокруг.
Джеймс шагнул вперед. Николь попятилась. На ее лице не было страха, скорее удивление. Она демонстративно прикрыла руками грудь, но она вздымалась все выше, выпячиваясь отовсюду, — округлая, возбуждающая чувственное желание. Ее соски были на виду, ее пальцы расплющивали грудь; она скорее обнимала себя, чем защищала свою скромность. Николь облизнула губы, и Джеймс почувствовал, как запульсировала кровь у него в паху. Его грудь вздымалась, как кузнечные мехи, не только от тяжелой работы, ведь он только что взломал дверь, но и от одного ее вида. Николь — женщина, которую он желал... Эта женщина с ее нежной кожей, покатыми плечами, шелковыми волосами и мягкой-мягкой грудью. Он весь кипел, брюки натянулись, Джеймс чувствовал жаркое давление плоти.
А ведь он еще даже не коснулся ее. Он следил за тем, как она пятилась, следил, как она уперлась в кухонную плиту у стены, следил, как она вздрогнула, когда ее обнаженные плечи коснулись стены с подставкой для кастрюль на ней. Джеймс поймал ее там: одной рукой он уперся в стену, другой схватился за край плиты. Его хриплое дыхание заглушило шуршание тафты, когда он наступил на юбку, лежавшую между ними, и смял ее. Джеймс остановился как раз напротив Николь, понимая, что загнал в угол такую желанную для него женщину. Боже милостивый! Какое выражение глаз, похожих на терн! Зрачки расширены, губы приоткрыты. Казалось, что она была вся натянута, как струна, в ожидании его дальнейших действий.
Джеймс отнял ее руки от груди и глубоко и судорожно вздохнул, когда коснулся ладонями ее грудей. Ее кожа была невероятно мягкой и нежной на ощупь. Она прикрыла глаза и склонила голову к плечу, вздохнув от удовольствия. Это был едва уловимый звук, но он разрушил последние преграды, сдерживавшие его.
