Муррей победно улыбнулся.
– По моему мнению, по этому поводу можно не беспокоиться. Я мог бы сказать даже в ту ночь, когда все это случилось, что этот человек не хочет встречаться со мной, и очевидно, что сейчас он хочет этого еще меньше.
Манера говорить, присущая жениху Селестины, действовала Ане на нервы. Она даже закусила нижнюю губу, чтобы сдержаться и не объяснять ему, насколько он ошибается в своем суждении о Равеле. С внезапной ясностью она поняла, что если Равель выказал каким-то образом нежелание встречаться с Мурреем, то это не имело ни малейшего отношения к его возрасту или страху перед Мурреем. Равель не был стар, ему было чуть больше тридцати, но, по его собственному признанию, ему надоели сражения, и он не хотел принимать участия в бессмысленных дуэлях.
– Я был бы осторожнее в высказываниях, будь я на вашем месте, мсье, – медленно сказал Эмиль, тщательно подбирая слова.
Муррей перевел взгляд на него. С уничижительным оттенком в голосе он сказал:
– Действительно?
– Может случиться так, что однажды утром вы проснетесь и обнаружите, что Равель Дюральд вернулся. Вплоть до последнего момента ничто не возбуждало его гнев. Но можете не сомневаться: если то, что вы сказали здесь, вы говорили где-либо еще, и если это дойдет до его ушей, вам придется отвечать за ваши слова.
Голос Эмиля был тверд, несмотря на румянец, покрывший щеки. Аня видела, что за изящными манерами и цветистыми комплиментами младшего брата Жана скрывается твердый характер. То, что он защищал Равеля, человека, который должен был бы считаться его врагом, сначала поразило ее, а потом она поняла, что Эмиль защищает не конкретного человека, но всю свою расу от нападок americain и северянина.
Каковы бы ни были его причины, она мысленно аплодировала его поступку. Внезапно ей стало ясно, что она очень близка к тому, чтобы принять сторону Равеля в этой ссоре. Эта мысль настолько поразила ее, что она, потеряв дар речи, снова откинулась на спинку кресла. Была ли она настолько восприимчива к этому человеку, которому она против своей воли позволила так быстро себя переубедить? Это не казалось возможным, но какое другое объяснение можно было этому найти?
Муррей, сердито глядя на Эмиля, сказал напряженным голосом:
– Сэр, вы ставите под вопрос мое благоразумие?
– Как я могу это сделать, если я с вами совершенно не знаком? – ответил Эмиль, глядя на него прозрачными глазами. – Я просто хотел предупредить вас.
Мадам Роза постаралась разрядить обстановку. Ее внушительная фигура и жесты приобрели повелительный оттенок.
– Джентльмены, прошу вас, ссоры – это так утомительно. Умоляю вас не ссориться в моем салоне. Мсье Николс, прошу вас сесть так, чтобы нам не приходилось все время поднимать головы, чтобы увидеть ваше лицо. Вот так, очень хорошо. Вы так любезны. Итак, что может Аня предложить вам освежиться?
В этот зимний вечер в Новом Орлеане было очень много развлечений. В январе в город приехал знаменитый ветеран аэронавтики Морат, совершивший семьдесят один подъем на воздушном шаре. Он приглашал всех желающих подняться вместе с ним и осмотреть окрестности города из корзины своего нового гигантского воздушного шара «Гордость юга» Первая женщина-фокусник, мадам Макаллистер, вдова мастера иллюзиона, ради своих детей решила продолжить дело мужа и давала магические представления, в ходе которых демонстрировались парение в воздухе ее ассистентки, мадемуазель Матильды, различные манипуляции с волшебной шкатулкой и чудеса с использованием различных механических, электрических, пневматических и гидравлических приспособлений. В «Музее и Амфитеатре Спеллинга и Роджерса» на Сент-Чарльз-стрит публику развлекали дрессированные слоны по имени Виктория и Альберт, что давало повод для шутливых замечаний в прессе в адрес королевских персон, чьими именами слоны были названы. Кроме того, там демонстрировались Человек-муха, умевший ходить по потолку вниз головой, и сиамские близнецы Чань и Ень. В «Музее Вануччи», расположенном дальше по этой улице, двухголовая девочка с четырьмя конечностями пела, танцевала вальс и играла на губной гармошке. Там же можно было увидеть миниатюрную Венеру, миссис Эллен Бриггс, ростом тридцать пять дюймов, и великаншу из Кентукки, мадемуазель Океану, самую большую женщину в мире, весившую 538 фунтов.
В более серьезном занятии всемирно известный шахматист из Луизианы Пол Морфи должен был через месяц продемонстрировать свое невероятное умение играть одновременно две партии с завязанными глазами. Эдвин Бут получил весьма разнородные рецензии на свои выступления в ведущих ролях в спектаклях «Гамлет», «Ричард III» и «Отелло, венецианский мавр» в «Гэйети Театр» Криспа перед закрытием сезона. В феврале были обещаны лекции Томаса Форстера, редактора бостонской газеты «Знамя света», на тему «Спиритуализм в состоянии транса» и лекция англичанина Чарльза Маккея, редактора широко известных «Иллюстрированных лондонских новостей», на тему «Поэзия и песня».
Для любителей музыки в полном разгаре был оперный сезон. В «Театр д'Орлеан» уже прошли представления «Фаворитки» и «Эрнани» Верди и планировалась постановка «Моисея в Египте» Россини. Кроме того, сообщалось о предстоящей неделе концертов знаменитого маэстро Зигмунда Тальберга, которому на скрипке будет аккомпанировать блестящий Вьетамп.
Живопись в тот момент была представлена чудесной картиной Розы Бонер «Лошадиная ярмарка», полотном, которое до этого выставлялось в лекционном зале в Лондоне и Париже. Эту картину можно было увидеть в лекционном зале в «Одд Феллоуз Холл». Критики высоко оценивали большую и смелую работу, хотя и находили недостатки в изображении мелких деталей.
Аня и Селестина отправились посмотреть картину на следующий день после Аниного возвращения. Они долго стояли перед ней в полном молчании. На полотне в тяжелой позолоченной раме была изображена лошадиная ярмарка в Булонском лесу неподалеку от Парижа: около двадцати животных и двадцать пять – тридцать человеческих фигур, ярких, движущихся, полных жизни, в перспективе – шпиль и купол знаменитого Дома инвалидов. В воздухе повисли облачка пыли, взбитые копытами лошадей. Очертания лошадей, их напряженные мышцы и вздувшиеся вены были само совершенство. Яркие, тщательно прорисованные костюмы зрителей придавали их владельцам естественность поз и движений. Это была очень приятная и вызывающая большое воодушевление картина. Если в ней и были недостатки, то Аня их не заметила.
Селестина вздохнула:
– Мне хотелось бы научиться рисовать. Я хочу сказать, рисовать по-настоящему, не просто размалевывать фарфоровые безделушки.
