Он никогда еще не овладевал девственницей, но для нее хотел сделать путь от девочки к женщине гладким. Вот тогда она будет принадлежать ему. Лазар знал, что так будет, с того момента, как увидел у костра этого маленького заблудившегося котенка.
Он вспомнил ее слезы с благоговением. В тот миг она допустила его в свою душу, а это куда лучше обычного грубого вторжения.
Аллегра подарила Лазару свою страсть, но он будет продвигаться неторопливо, убеждая ее подарить ему и самое ценное — доверие, ту единственную драгоценность в мире, которую не может украсть ни один пират и разбойник.
— Доброе утро, — произнес мягкий нежный голос позади него.
Лазар обернулся и увидел ее стройный силуэт.
— А, вот и мой котенок! Ты рано встала.
— Я принесла тебе кофе. — Аллегра осторожно направилась к нему по слегка качающейся палубе. — И вот еще печенье, если ты проголодался. О, бери быстрее. — Она слегка поморщилась, и Лазар понял, что девушка пролила горячий кофе на пальцы. — Я не нашла сахар. Здесь только сливки.
Он поцеловал Аллегру, забирая у нее глиняную кружу.
— Вот мой сахар.
— Ты такой льстец, — пробормотала она.
Лазар улыбнулся, заметив, что девушка покраснела.
— Печенье? — спросил он.
— Вот. — Она протянула ему маленькую тарелочку. Лазар перевел глаза на штурвал.
— Тебя не затруднит, дорогая, положить печенье мне в рот?
— О! — Взволнованная Аллегра взяла миндальное печенье, обмакнула его в кофе и поднесла ко рту Лазара.
Его забавляла ее застенчивость.
Аллегра взглянула на паруса, пытаясь найти тему для беседы.
— Ужин вчера был просто великолепен. Твой Эмилио прекрасный повар.
— Рад, что тебе понравилось. Эмилио посещал школу ди Медичи в Тоскане. Мне больше всего по вкусу итальянская кухня. — Лазар пожалел, что не может игриво ущипнуть ее за попку, когда она, повернувшись, взглянула на мачту.
— Признаться, меня поражает, что ты гурман.
— Мы, любители наслаждений, серьезно относимся к удовольствиям. Еще дашь откусить?
Аллегра повернулась к нему и повторила весь процесс, окуная печенье в кофе. На этот раз ее пальцы оказались в опасной близости от его губ. Они помолчали. Лазар пил кофе, а она смотрела, как ветерок колышет паруса над их головой.
— Какой прекрасный у тебя корабль, — задумчиво проговорила Аллегра.
— Иди сюда, — сказал Лазар, — и попробуй управлять им.
— Я?
— Да.
— Но я не знаю, как это делается!
— Я научу тебя. — Она отдала ему последний кусочек печенья, и Лазар, игриво куснув Аллегру за палец, притянул ее к себе и поставил перед штурвалом. — Это несложно. Просто держи вот здесь. — Он положил ее нежные руки на штурвальное колесо. Его левая рука, освободившись, уже потянулась к ее бедру, но он вовремя остановил себя.
Было бы крайне неразумно распускать руки сейчас, когда Аллегра наконец начала доверять ему. Прислонившись к рубке, Лазар пил кофе и наблюдал за ней.
— Неужели я управляю им? — поразилась девушка. — И все правильно делаю? Лазар засмеялся:
— Ты настоящий морской волк.
Приподнявшись на цыпочки, она устремила взгляд в открытое море и расплылась в улыбке.
— А потом можешь отдраить палубу, — пошутил он.
— Лазар! — воскликнула она и поспешно поправила себя: — То есть капитан!
Он был рад, что Аллегра невольно назвала его по имени.
— Осторожно, айсберг, — снова пошутил Лазар.
Она взглянула вперед и фыркнула.
«А, — подумал он, — Аллегра начинает откликаться».
Аллегра простояла за штурвалом всего четверть часа, но знала, что никогда не забудет это непередаваемое ощущение. Она управляла огромным кораблем! Аллегру восхищало доверие Лазара, решившегося отдать ей штурвал, и она была очень довольна, что наблюдала за восходом солнца вместе с ним. Для этого Аллегра и вышла на палубу так рано.
Лазар утверждал, что лучше всего наблюдать за восходом из «вороньего гнезда», крошечной платформы, установленной на самом верху главной мачты, футах в ста от палубы.
— Тебе меня туда не затащить, — заявила Аллегра, но он улыбнулся ей, и все ее страхи исчезли. Она могла бы еще капризничать, но Лазар открыто бросил ей вызов.
— Это ребячество, — сказала Аллегра.
— Трусишка. Она прищурилась:
— Еще посмотрим, кто из нас трус!
Не успела Аллегра опомниться, как уже карабкалась по лестнице, а Лазар следовал за ней, дав слово чести, что не будет заглядывать под юбку.
Он заставил девушку сиять туфельки, и ее босые ноги царапала пенька. Вокруг струились огромные белые паруса, издавая такие мягкие ритмичные звуки, словно ангелы похлопывали крыльями.
Восторг и изумление рассеяли все страхи Аллегры. Она никогда еще не видела восхода солнца в море, никогда ни с кем не разделяла восторга от самого священного для нее ритуала.
Взбираться было непросто, но девушка поняла, что самое главное — не смотреть вниз. Присутствие Лазара успокаивало ее. Она спешила, чтобы не пропустить рассвета.
Ужас вдруг охватил Аллегру, когда она добралась до «вороньего гнезда», круглой платформы, на которой не было ничего, кроме небольшого поручня. Лазар поддержал ее, когда она вцепилась в огромную сосновую мачту. Девушка не ожидала, что будет чувствовать себя так, словно раскачивается на маятнике огромных часов. Лазар начал что-то объяснять ей, но она едва слышала его.
— Я не смогу спуститься вниз. — Глаза Аллегры расширились от страха.
Встав рядом, Лазар, как и подобает рыцарю, постарался успокоить девушку и протянул к ней руки, но она воскликнула:
— Не трогай меня! Я упаду!
— Как скажешь.
Они стояли лицом к востоку. Чувствуя, что ветерок приятно овевает ее, а опасность для жизни не так уж велика, Аллегра немного успокоилась и поудобнее устроилась у мачты.
Лазар, улыбаясь, взглянул на нее:
— Ну как, тебе лучше, крошка?
Она кивнула:
— Прости. Наверное, я все же немного трусиха.
— Ничего подобного. Ты прямо в лицо сказала Дьяволу Антигуа, что он бездельник и вор. Мало кто из мужчин осмелился бы на это.
Аллегра бросила на него взгляд, выражавший благодарность за попытку поддержать ее, но испытала грусть, вспомнив о страшных минутах на крепостной стене.
Посмотрев на Аллегру несколько мгновений, Лазар поцеловал ее в щеку.
— Доброе утро, дорогая.
Она покраснела.
— Доброе утро, капитан.
— Так что у тебя за ритуал? Расскажи мне, почему так важен восход солнца? — Свесив ноги с платформы, Лазар положил руки на низкие поручни и оперся о них подбородком.
— Мне было семь лет, когда однажды утром мама разбудила меня очень рано, одела и повела на вершину горы. Мы наблюдали восход солнца, и я помню, что она плакала. Тогда я ничего не поняла, но спустя годы отрывочные воспоминания соединились. Мне было пять лет, когда убили семью Фиори, и думаю, мама все это время скорбела по ним. Может, мне не следует говорить тебе о моей семье? — вдруг спросила Аллегра.
