Разворачиваю сверток и вижу серьги, проигранные в карты. Я совсем не скрываю своих чувств, и мы обе начинаем реветь. Сейчас мы с ней равны, и уже не так важно, кто из нас служанка, а кто — госпожа. Мы — две глупые доверчивые женщины, рыдающие о своей утраченной любви.
Мистер Николас Конгриванс
Хорошо быть герцогом. Можно чувствовать себя в гостях как дома. Не прошло и получаса, как Саймону удалось собрать всех моих коллег-актеров в библиотеке Оттеруэла и реквизировать огромное количество еды и напитков, приготовленных для ужина. Ему бы жить в Средние века, в один миг собрал бы армию. Собственно говоря, именно этим он и занят сейчас. Подозреваю, что мой брат питает слабость к драматургии.
Отпустив слуг, он рассаживает всех присутствующих и открывает собрание. Я продолжаю стоять, чувствуя себя подследственным во время судебного разбирательства. Я до сих пор не знаю, что он задумал. С волнением и радостью в голосе он представляет меня как своего пропавшего сводного брата. Я удивлен и тронут его искренностью. Не могу сказать, что я в той же степени рад нашей встрече. Сухая одежда и бренди из запасов Оттеруэла приподняли мое настроение, однако дурное предчувствие не оставляет меня.
— Так это правда, что в Европе вы занимались шпионажем? — спрашивает меня Дарроуби.
— Это было довольно скучным, но не единственным моим занятием.
— А чем же еще вы занимались?
Саймон поднимает руку и готов загибать пальцы. Делаю глубокий вдох.
— Я был учителем танцев, учителем музыки, дворецким, гувернером, учителем фехтования, камердинером, краснодеревщиком, врачом, священником…
— Ты стал католиком?
Пораженный, Саймон вскакивает со стула.
— Да нет, не совсем. Просто однажды я крестил ребенка, потому что не мог отказать хорошим людям. — Я продолжаю свой список: — Прорицателем, правда, не очень хорошим; крысоловом…
— Героем-любовником.
Все поворачивают головы туда, где сидит миссис Райли. Она все-таки решила остаться, как ни пытался Саймон отговорить ее. Она фыркает:
— Будь я богата и свободна, рассмотрела бы вашу кандидатуру. Бьюсь об заклад, деньги не были бы потрачены зря. Как только я увидела вас, мне все стало ясно.
Я растерянно молчу, а комната взрывается безумным количеством предположений, догадок и оговоров. Мой брат наклоняется и спрашивает шепотом:
— Ник, так, значит, женщины платили тебе, чтобы ты…
— Да как тебе сказать, — шепчу я в ответ. — Обычно я принимал подарки. Было невежливо отказываться, мне не хотелось обижать…
— Ты был альфонсом?
Я испытываю некоторую неловкость. Однако этот эпизод из моего прошлого не слишком сильно расстроил его. Приличие соблюдено, я не стал католиком.
— Я никогда не считал себя альфонсом. Да, я спал с женщинами, но, что гораздо важнее, много разговаривал с ними. Обычно мужья забывают делать это. И потом, все эти женщины, за редким исключением, действительно очень нравились мне.
— Сколько они платили вам?
Слава Богу, я избавлен от необходимости раскрывать тариф на свои услуги, так как в этот миг в полной тишине добродетельная миссис Линсли поворачивается к миссис Гиббоне и тихо, но вполне отчетливо произносит:
— Черт возьми, должно быть, он и в самом деле очень хорош в постели!
— Если я узнаю, Конгриванс, что ты хоть пальцем прикоснулся к моей жене… — вскочив с места и опрокидывая на пол стул, кричит Линсли.
Его и так уже пунцовое от столь откровенных признаний мамаши лицо краснеет еще больше.
— Полноте, сэр! Разумеется, этого не было! — прерывает его мой брат. По-моему, он единственный, кто получает истинное удовольствие от всего происходящего. — Ведь правда, Ник? Прошу вас, сядьте и успокойтесь, Линсли. Должен огорчить всех присутствующих здесь дам, но единственная, кто интересует его в данный момент, — это леди Элмхерст.
— Я должен выступить в защиту леди Элмхерст, — включается Николас, — и спешу исполнить данное ей обещание. — Ее совсем не интересует мистер Линсли, это заблуждение. Она женщина гораздо более достойная, чем все вы думаете.
Все замолкают, и в комнате воцаряется тишина. Линсли встает со стула.
— Что бы ни было в прошлом между мной и Кэролайн, все давно закончилось. Ни у нее, ни у меня нет никаких планов в отношении друг друга.
Филомена берет его за руку и улыбается.
— Конечно, Кэролайн не ангел, но в честности и порядочности ей не откажешь, — продолжает Линсли.
— Что касается меня, то я никогда не верила всем этим слухам об Элмхерсте, — заявляет миссис Гиббоне.
— Каким слухам?
Я должен знать о ней все.
— Рассказывали, что Элмхерст принял невинный флирт Кэролайн за нечто большее. Потом состоялась дуэль, он был ранен. Казавшаяся пустяковой рана дала осложнение, и его ждала медленная мучительная смерть. Кэролайн была с ним до конца. И все же ходили слухи о том, что умер он не своей смертью.
— Это было прошлым летом, — произносит Линсли. — В чем только ее не подозревали! Говорили и о подушке, и о смертельной дозе настойки опия.
Я впервые услышал о ее муже два дня назад. Она сидела у открытого окна и казалась очень грустной. Как же давно это было!
— Ее первый муж, Бладж, был намного старше ее и очень богат. В обществе сразу же заговорили о ней как об охотнице за деньгами, — поясняет миссис Райли. — Лично я не верю в то, что она могла убить его.
— Разве что своей любовью, — добавляет Линсли. — Я слышал, он покинул этот бренный мир при весьма пикантных обстоятельствах. Несомненно, он умер счастливым.
Миссис Линсли шутливо толкает его в бок.
— Я хорошо отношусь к Кэролайн. Когда-то она казалась мне грубоватой и легкомысленной, но теперь мне так не кажется.
— Итак, — с большим воодушевлением заявляет мой брат. — Что же теперь делать?
— Что же делать?
Я не верю своим ушам. О чем он?
— Несомненно, кредиторы леди Элмхерст разыщут ее и отправят в долговую яму, — продолжает он. — Я слышал, речь идет о долге в несколько тысяч гиней. У нее нет ни связей, ни родственников. Ее семья давно отказалась от нее. Как ты намерен поступить, Ник?
Я был прав, это настоящее судебное разбирательство. Разные варианты приходят мне в голову. Карточная игра или пари на скачках — ненадежно; роман с богатой дамой — невозможен; денежная ссуда — но только не у моего остроумного брата; поиск работы — но какой?
— Тебе необходимо найти достойное занятие, — произносит Саймон тоном, каким обычно вразумляют бедных родственников. — Вскоре мне понадобится новый управляющий. Ты когда-то учился этому делу, и я готов рассмотреть твою кандидатуру на эту должность.
