От таких мыслей у него сразу отлегло от сердца. Нет, она не утратила веры в то хорошее, что было в нем, — хотя не исключено, что она заблуждалась. Впрочем, у Хартвуда опять появилась надежда, что он сумеет убедить ее остаться хотя бы на несколько дней. Если бы он был более чутким, если бы вел себя деликатнее и не торопился бы, то, вероятно, ее можно было бы уговорить, — а зачем? Мысль прозвучала резко и звонко, как хорошая пощечина. Чего он на самом деле добивался от нее?
Зачем он пытается во что бы то ни стало удержать ее? Вчера он достиг своей цели: разозлил мать как следует. Если он расстанется с Элизой, то сегодня же днем весь город будет знать о новом скандале, который лишь укрепит его дурную репутацию, репутацию лорда Лайтнинга. Не было никакой необходимости держать или держаться за такую любовницу. Она вообще не была его любовницей, более того, она была девственницей. Странное дело, почему он должен спать один, сгорая от интимного желания, и подыскивать себе другую женщину, которая могла бы подарить ему плотские радости и избавить от мучений?
Так чего он хотел от нее? Хартвуд не знал ответа на этот вопрос. Он знал только одно: она не должна уехать ни в коем случае. Сама мысль о расставании была для него невыносимой. Он не мог даже думать об этом и гнал от себя подобные мысли. Надо было действовать, и как можно решительнее. Он сделает все, что в его силах, лишь бы она осталась. Впрочем, особых трудностей он не предвидел. Кому как не опытному распутнику знать, как надо играть на тайных струнах женской души и как покрепче привязать ее к себе? Обольщение, это великое искусство, давалось ему без труда, и женщины легко поддавались его лести и обаянию, главное — надо было подобрать правильный ключик. Правда, Элиза была не похожа на других женщин, значит, к ней надо было найти другой подход. В конце концов, он ведь жаждал не ее тела, поэтому нельзя было действовать по шаблону, в этом и заключалась его ошибка. Вместо этого следовало выбрать другую тактику и с помощью своего богатого опыта и целого арсенала уловок попытаться овладеть тем, чем больше всего Элиза привлекала его, — ее неуловимой душой. Хотя бы небольшим кусочком. Она должна остаться, и он опутает ее своими чарами. В этом Хартвуд почти не сомневался. Ну а потом, позже, когда и она ему надоест, он отпустит ее на все четыре стороны. Но не теперь.
— Пойдем, — сказал Эдвард. — Надо найти укромное местечко, где нам никто бы не помешал поговорить наедине. Прежде чем расстаться с тобой, мне надо кое-что сказать.
Хартвуд улыбнулся он надеялся, что его обворожительная улыбка, как всегда, выручит его. Не говоря больше ни слова, он направился к выходу с таким видом, будто ему наплевать, последует она за ним или нет, хотя внутри все замерло от неуверенности. Но когда за спиной послышались ее легкие шаги, у него сразу отлегло от сердца. Все-таки он не утратил своего чарующего влияния на женщин. Элиза поступала именно так, как он и ожидал. Еще ни одна женщина не смогла устоять против его пленительной улыбки. Они зашли в библиотеку, и Хартвуд с довольным видом закрыл плотно дверь. Теперь никто не мог ему помешать.
Хотя его по-прежнему снедало беспокойство, держался он уверенно, как ни в чем не бывало. Подойдя к столу, он взял лежавшую на нем раскрытую книгу. Зная литературные вкусы матери, он почти не сомневался, что это сборник проповедей. Так оно и оказалось. С небрежным видом он принялся листать книгу, лихорадочно обдумывая свой следующий шаг.
Наконец Хартвуд положил книгу на стол и опять одарил Элизу обаятельной улыбкой, как две капли похожей на предыдущую, и вкрадчиво произнес:
— Ты блестяще справилась с ролью. Но вчера я вел себя слишком напористо и нагло. Я был не прав, и то, что ты обиделась, меня нисколько не удивляет. Даже настоящая любовница отвесила бы мне пощечину, вздумай я вот так приставать к ней. Что уж говорить о тебе? Поэтому мне следует попросить за вчерашнее прощения, хотя я его и не заслужил.
Он состроил покорно-печальную гримасу, как только увидел, что самые разнообразные переживания — от недоумения до сожаления, — быстро сменяя друг друга, отразились на лице Элизы. Пока все шло как по маслу. Женщинам всегда нравится, когда перед ними извиняются.
Для того чтобы выиграть время, он принялся задумчиво вертеть табакерку между пальцами.
— Вчера ты упрекнула меня в несерьезности, что я все превращаю в игру и шутку.
— Боюсь, вчера я была слишком строга.
— Нет-нет, во многом ты была совершенно права. Просто я не привык, когда со мной разговаривают так откровенно.
— В этом нет ничего удивительного. Вздумай кто-нибудь говорить с вами начистоту, вы, как сами вчера признались, тут же вызвали бы беднягу на дуэль. Людям вообще не нравится слушать правду, тем более о себе.
— Сдаюсь, Элиза! — Хартвуд шутливо поднял руки вверх. — Давно никто не говорил со мной так смело и откровенно. Моя дерзость и ловкость заставляли людей бояться меня, поэтому они говорили только то, что, как им казалось, мне хотелось слышать. Именно поэтому мне по душе твоя откровенность.
Он польстил ей немного, а услышав похвалу, как знал Хартвуд, она непременно возгордится собственной откровенностью. Как быть ему дальше?
В его памяти быстро замелькали одна за другой сцены его объяснений с другими женщинами. Хартвуд попытался вспомнить, что именно вызывало у них наибольший интерес и сочувствие. Ага, непонятное ему женское стремление исправить его. Странно, женщины почему-то всегда хотели переделать его на свой лад. Несмотря на то что Элиза сильно отличалась от его прежних любовниц, ей тоже была не чужда подобная склонность. Пожалуй, это желание у нее проявлялось даже сильнее, чем у других женщин.
— Ты говоришь, роль любовницы тебе надоела. Не прошло и трех дней, как ты устала от нее, — сказал он грустно, как будто очень хорошо понимал, что творится в ее душе. — Представь, что ты чувствовала бы, если бы тебе пришлось играть эту роль гораздо дольше. А теперь войди в мое положение, я играю роль лорда Лайтнинга без перерыва целых пятнадцать лет. Более того, по-видимому, мне суждено носить эту маску до конца моих дней.
Элиза молчала, но по всему было видно, что его слова не оставили ее равнодушной. Уловка сработала: как рыба ловится на червя, так и сердце женщины улавливается призывом мужчины о помощи, когда он якобы хочет исправиться.
— Только тебе удалось разглядеть под внешней оболочкой мое подлинное «я». Надеюсь, что с твоей помощью мне удастся освободиться от всего наносного и фальшивого.
Она по-прежнему молчала. Но ее ясные зеленые глаза пристально смотрели прямо ему в лицо.
