— «Эго Гюго», — с улыбкой вспомнила Мара девиз писателя, бросив взгляд на Виктора Гюго, который, взмахивая руками в особо драматических местах, продолжал безостановочно вещать что-то собравшимся у его ног слушателям.
— Совершенно верно. В младенчестве он был большеголовым уродом, а теперь, когда вырос и стал вполне презентабельным мужчиной, продолжает вести себя как большое дитя в пеленках.
— Но он великий человек, великий писатель, — возразил Этторе.
— Об этом никто не спорит, — пожала плечами мадам Дюдеван. — Кто еще мог бы так написать простую историю о горбуне и соборе, чтобы в одиночку изменить направление в архитектуре на целое столетие, не говоря уж о том, чтобы спасти Нотр-Дам от полного разрушения?
— Мне кажется, здесь нет мадам Джульетты, а я столько слыхал о ее красоте. Насколько мне известно, они с мадам Гюго находятся в дружеских отношениях, — и Этторе с надеждой огляделся вокруг.
— Вы ошибаетесь. Это другая любовница, мадам Леони, навещает мадам Гюго. Это с Леони ее муж застал Гюго в весьма пикантной ситуации. Это из-за нее он был арестован по обвинению в адюльтере.
— Ах да! Этот случай наделал много шуму.
— Кто о нем не слыхал? Но, как заметил в то время Ламартин, «Франция проявляет гибкость: подняться можно даже с дивана».
— Французы все еще покупают его книги, — сказала Мара.
— И даже охотнее, чем раньше. Куда больше, чем заслуживает человек, прославившийся своими супружескими изменами.
— Да будет вам, Аврора! — примирительно воскликнул Бальзак.
Этторе насмешливо поднял бровь:
— Вот уж не ожидал услышать такое от вас, драгоценная мадам Жорж Санд.
— Вы намекаете, что меня можно упрекнуть в супружеской измене?
На лбу у итальянца россыпью выступил пот.
— У меня этого и в мыслях не было! Но ходят слухи…
— Мужчины такие сплетники! Я всегда поклонялась верности! Я ее проповедовала, я сама ее придерживалась и требовала ее от других. Когда другие изменяли, изменяла и я. Но я никогда не ощущала угрызений совести, потому что при каждой измене меня охватывало чувство обреченности, я действовала из инстинктивного стремления к идеалу, заставлявшего меня оставить то, что несовершенно, в поисках того, что, как мне казалось, было ближе к совершенству.
— Вы не считаете супружескую клятву священной? — спросила Мара, воспользовавшись откровенностью писательницы.
— С какой стати? Я освободилась от мужа, который видел во мне едва ли нечто большее, чем крепостную рабыню. Нет, тут речь не идет о верности. Простая гуманность и здравый смысл подсказывают, что нельзя принуждать женщину оставаться с мужчиной, которого она презирает. Женщинам, как и мужчинам, следует дать право любить свободно, идти туда, куда влечет их сердце. А здесь речь идет не о любви, здесь обыкновенная похоть — беспечно порхать из дома в дом, как это делает Виктор, заниматься любовью с тремя женщинами в один и тот же день да еще и содержать нескольких актрис в придачу.
— В его оправдание, — вставил Бальзак, — хочу напомнить вам о скандальной связи его жены с Сен-Бевом. Мне кажется, он разочаровался в любви с того самого дня, как узнал о ее измене.
— Это не оправдание.
— Ну не скажите! Наставить рога мужу с самым злобным из его литературных критиков! Мужчина на многое может закрыть глаза, но подобное предательство ни простить, ни забыть нельзя.
Предательство. Маре стало не по себе от такого поворота разговора. Ей даже подумать было страшно о том, что сделает Родерик, когда узнает, что она его использовала. Было время, когда она думала, что это не имеет значения, но давно уже поняла, что ошиблась.
Тут ее внимание привлек мужчина в странном плаще из бордового бархата, окантованного золотой тесьмой. Откинутый назад капюшон с кисточками болтался у него за спиной. Он был наделен впечатляющей внешностью — высокий, смуглый и мрачный.
— Кто этот человек в странном плаще?
— В бурнусе? Это Делакруа, художник. Не правда ли, он великолепен? Мысль о бурнусе пришла к нему во время путешествия по Алжиру. Поездки на Восток в последнее время стали входить в моду.
За спиной у Делакруа, который не был ее родственником, насколько Маре было известно, находилась входная дверь. Как раз в эту минуту вновь прибывший гость отдавал горничной свою шляпу и трость. Он тоже был высокий и смуглый, но носил тонкие усики и заостренную бородку. Это был де Лан-де. Он окинул зал нетерпеливым взглядом и, заметив Мару, кивком головы сделал ей знак подойти.
Ее нервы натянулись, как скрипичные струны. Де Ланде здесь! Это значит, что он следит за каждым ее движением. Известно ли ему, что она еще не выполнила его приказ? И что он на это скажет?
Трудно было, не вызывая подозрений, оторваться от компании, в которой она находилась, но иного выбора у Мары не было.
— Извините, — вставила она при первой же возможности, — мне кажется, меня зовет принцесса Джулиана.
Она прошла через комнату, остановилась, чтобы поговорить с принцессой, отпустив какое-то веселое замечание по поводу собрания, а затем пробралась сквозь толпу туда, где стоял де Ланде. Он выбрал укромное место — за плакучей ивой в лакированной деревянной кадке. Рядом у стены стояли рыцарские доспехи. С трудом сохраняя на лице светскую улыбку, Мара заговорила без всяких предисловий:
— Что вам надо?
— Вы прелестно выглядите! Продавец был прав: вам идут яркие цвета.
— Вы не затем сюда пришли, чтобы делать мне комплименты.
— Нет, но я начинаю спрашивать себя, не глупо ли я поступил, послав вас сразу к принцу. Надо было дать вам несколько частных уроков в том, как наилучшим способом заручиться… ну, скажем, расположением мужчины.
— Принц очень проницателен. Ему не следует нас видеть, ведь предполагается, что я не помню своих знакомых. Повторяю: что вам надо?
Он посмотрел не нее долгим, пронизывающим взглядом, но в конце концов кивнул.
— Бал виконтессы Бозире почтит своим присутствием сам король. Луи Филипп прибудет ровно в десять вечера. Вы позаботитесь не только о том, чтобы принц присутствовал на балу, но чтобы он стоял у входа, когда войдет король. Вам ясно?
— У входа? Но где именно? Я не знаю ни дома, ни расположения комнат!
— Это не имеет значения. Просто позаботьтесь, чтобы он оказался у главного входа ровно в десять вечера.
— В десять. У главного входа. Что с моей бабушкой?
— Пока с ней все в порядке.
Де Ланде поклонился и отошел. Мара не сразу поняла, что его спугнуло приближение Родерика. Принц решительным шагом направлялся к ней. Он улыбался, но эта улыбка ее не обманула.
— Разве я… нет, все мы — разве мы проявили к вам недостаточно внимания? Почему вы считаете нужным рыскать здесь среди зелени и разговаривать с незнакомцами?
