— Трудно поверить, что они это проглотят просто так, — возбужденно сказал Шапталь.
Через три дня, в субботу, должен был выйти следующий номер газеты с продолжением истории Херца. Дагерран, который написал в этот номер только небольшую статью о внешней политике, до самого вечера не появлялся в кафе. Наконец он пришел, чтобы встретиться со своими друзьями.
— Бек так и не приходил?
— Он в типографии. Он собирался туда примерно в пять часов, когда я ушел от него, — сказал Буше.
— Что он делает в типографии в такое время? — спросил Дагерран.
Всеми ими овладело беспокойство, но никто не решался высказать свои предположения вслух. Чтобы как-то отвлечься от мрачных мыслей, они стали подсмеиваться над Полем Буше, который сгорал от страстной любви к одной графине. Он действительно был влюблен и рассказывал об этом со свойственным ему чувством юмора.
— Как у тебя дела с графиней? — спросил его Жозеф. — Ты по-прежнему таешь в ее объятиях?
— Все в порядке, — ответил Буше, — должен вам признаться. Правда, настоящее имя Авроры оказалось Фурье. Она родилась на Монмартре. Ее мать до сих пор жива. Аврора старается ее забыть, а сама, клянусь вам, живет в роскоши. Да и чего еще можно ждать, если бедная девушка выходит замуж ради титула. Естественно, она предпочитает быть сиротой!
— Это недостойно тебя, Буше, — сказал Дагерран. — Правда, ты слишком большой циник, чтобы в чем-то искренне признаться. Тебе до слез обидно видеть, как эта богачка отказывается от собственной матери, однако ты ни за что на свете не признаешь аморальность этого поступка. В этом заключается твой способ самозащиты.
— Ты прав. Я очень чувствительный человек, — со смехом согласился Поль Буше.
Шапталь вздохнул.
— Что касается меня, — сказал он, — то я считаю, что в любви, как и на кухне, все должно быть доведено до конца. Когда я люблю женщину, я должен быть уверен в том, что она никого до меня не любила. Мне нравится чувство комфорта.
— Зачем расспрашивать женщину о ее прошлом, — вставил Буше, — в конце концов любая женщина вновь становится девственницей, когда в ее жизни появляется новый любовник.
За шутками и смехом они не заметили, как в кафе вошла девушка и направилась к их столику. Первым ее заметил Буше.
— О, Ларетт, что ты здесь делаешь, моя красавица? Присаживайся.
— Нет, месье Поль, я пришла сюда не за этим. Я прибежала, чтобы найти вас, месье Шапталь. Я только что была у Мадлен. В вашей типографии произошло что-то ужасное. Они подожгли ее, месье. На улице я встретила месье Бека, и он крикнул мне, чтобы я немедленно нашла вас, что я и сделала. Вам нужно спешить.
Все вскочили на ноги. Шапталь с трудом выбрался из своего угла за столом. На улице их ждал кабриолет, на котором приехала девушка. Все они забрались в него, и экипаж двинулся вперед сквозь густой туман, который все еще висел над городом.
— О Господи! О Господи! — беспрестанно повторял Шапталь. Остальные сидели молча с напряженными лицами, вцепившись руками в сиденье. При каждом повороте кабриолет сильно наклонялся и они наваливались друг на друга.
Кабриолет остановился в конце небольшой улицы за площадью Мадлен. Сквозь туман были видны алые отблески пожара и неясные фигуры людей. Вокруг уже собралась большая толпа, и им пришлось прокладывать путь локтями.
Люди выстроились цепью и передавали ведра с водой из рук в руки. Работали молча, слышно было только потрескивание огня. Прибыла пожарная команда.
Сопровождаемый друзьями, Шапталь пытался пробраться в типографию. Жара была невыносимой.
— Бек! — позвал Шапталь.
Они отпрянули назад, так как сверху упала горящая балка и преградила им путь. Они подбежали к маленькому лысому человеку в комбинезоне. Это был Эмиль, посыльный печатника.
— Где месье Бек?! — прокричал Шапталь.
Маленький человек испуганно указал на темный проход, ведущий в подвал.
— Там. Он побежал вниз. Мы везде искали месье Лероя. Месье Бек думал, что он спасся через заднюю дверь, но кто-то сказал, что босс с самого начала оставался внизу. Месье Бек приказал нам выломать дверь вон той старой железякой.
Перепуганным голосом он продолжал рассказывать, что пожар начался три четверти часа назад у задней стены мастерской, в подвале. Огонь пробрался через комнаты и достиг первого этажа, где хранился резервный запас бумаги и парафина. Все это мгновенно вспыхнуло, как порох. Прогоревший пол рухнул в подвал старого здания, где почти нечему уже было гореть, но к этому времени пламя уже достигло машинного зала и другой половины мастерской, перевалив через толстую стену.
— Бек не мог спуститься вниз, это безумие! — в ужасе закричал Шапталь, задыхаясь в дыму.
— Мы должны найти его, — безумно орал Дагерран.
Рабочие, которые, к счастью, оказались на улице, когда начался пожар, подбежали к ним. Двое из них несли ведра с водой. Все выстроились в цепь и продолжали свою монотонную, но, по-видимому, уже бесполезную работу.
Дагерран подбежал к начальнику и что-то сказал. Затем все увидели, как он направился к ступенькам, ведущим в подвал.
— Осторожно, — крикнул Шапталь, — Дагерран, осторожно!
Но Жозеф уже стоял на ступеньках и звал Бека. От едкого дыма у него перехватило дыхание. Он ничего не видел. Рывком распахнув ворот рубахи, он кинулся вниз в кромешный ад.
— Бек!
Казалось, звук его голоса утонул в дымовой завесе. Он с трудом добрался до конца лестницы и схватился руками за железную станину одной из машин.
За ним шли трое пожарных, держа в руках лампы, свет которых едва пробивался сквозь дым.
— Бек, — снова закричал Дагерран, — Бек! Это я, Дагерран! Ты меня слышишь?
— Я здесь, — раздался слабый голос совсем рядом.
Дагерран бросился сквозь дым. Голос звучал близко, невероятно близко. Неожиданно, не успев даже понять, что происходит, Дагерран натолкнулся на стену и чуть не наступил на Тома, который лежал у стены. Его ноги были зажаты тюками бумаги, из которых пробивались тонкие струйки дыма. Они вытащили его из-под завала. Дагерран поддерживал его под руку. Дым обжигал им горло и слепил глаза.
— Вон там, — прохрипел Тома.
Он показывал на фигуру лежавшего на полу человека, которую другие не видели. Это было тело Лероя, печатника. Он лежал на полу вниз лицом. Один из пожарных перевернул его на спину, и они увидели почерневшее лицо и сильно обожженные руки, торчавшие из под закатанных до локтя рукавов рубашки.
— Он умер, — с трудом вымолвил Тома.
Силы оставили его. Голова Тома откинулась назад, как у убитой птицы, его тело обмякло.
