Она посмотрела на него, прищурив глаза и поджав губы, и сказала:
– Не говорите со мной о Серене. Я ведь уже просила не делать этого.
– Но что поделать, если мне хочется говорить о ней?
– Вам хочется причинять мне боль? Это так?
– Нет, никогда. – Он наклонился к ней. – Скажите мне, Мэг: мои слова о Серене в самом деле причиняют вам боль?
– Да, – процедила она сквозь стиснутые зубы.
– Почему это так? – Каждое слово, которое ему удавалось вытянуть из нее, будоражило его душу, обжигало сердце, которое, казалось, готово было выскочить из груди.
Она смотрела на него в упор, и взгляд был холодным и твердым будто серый камень.
– Это напоминает мне о том, как вы поступили по отношению к ней. Как вы ее предали.
– Напоминает ли это вам и о том, что произошло между мной и Сереной до этого предательства?
Если такое было возможно, взгляд ее сделался еще более жестким.
– Нет, – ответила она все так же твердо. – Я ничего не могу припомнить об этом моменте.
– О каком именно моменте?
– О том самом, когда она обратилась к вам за поддержкой… во имя любви. И вы ясно дали ей понять, что она для вас ничто. Вы нанесли ей тяжелый удар.
– Я что-то не припоминаю, что вы были тогда поблизости, Мэг.
Губы ее скривились.
– Не была, – подтвердила она. – Серена сама рассказала мне об этом. Ведь мы с ней близнецы, если вы помните.
– О да, я помню. Но если вы припоминаете, я был одним из немногих, кто мог различить, кто из вас кто.
Она крепко стиснула губы и ничего не сказала.
– Выглядели вы идентично. Но только внешне. Во всем остальном между вами были очень большие различия.
Она помотала головой, медленно, из стороны в сторону.
– Я помню, – проговорил он, еще ближе наклоняясь к ней. – Я помню, как звучал голос Серены. Помню ее запах. Помню, где расположена каждая крохотная веснушечка у нее на носу, – их у нее было немного больше, чем у Мэг. Потому что она много времени проводила на воздухе и часто забывала надеть капор, к неудовольствию вашей матери, которая ее за это бранила. Я помню все ее привычки, даже самые пустячные, помню движения ее губ, выражение глаз. Я помню все.
Она встала с места, ножки стула громко царапнули о каменный пол.
– Я полагаю, вы сказали все, что хотели, милорд.
Он тоже встал, оказавшись с ней лицом к лицу. Заговорил, понизив голос и заглядывая ей в глаза, и явно не намеревался пропускать к выходу.
– Вы можете думать, что изменились. Даже можете считать, что вы Мэг. Но знаете ли, что я думаю?
Она нервно сглотнула, но взгляд ее оставался все таким же твердым.
– Я думаю, что на корабле погибла вовсе не Серена. Полагаю, это была Мэг. И по какой-то причине Серена решила притвориться ею.
– Я уверена, что вы сошли с ума, лорд Стрэтфорд.
– О нет, я так вовсе не думаю. Я считаю, что вы прекрасно понимаете, о чем я говорю, не так ли, Серена?
– Не называйте меня так. Не смейте.
Не сводя с нее предостерегающего взгляда, он медленно обошел стол и остановился рядом с ней. Она подняла на него глаза, и теперь он мог ясно увидеть страх в ее взгляде и темно-красный румянец, окрасивший все ее лицо.
– Я всегда замечал разницу во внешности между вами и вашей сестрой, – негромко проговорил он, глядя на нее. – И вы это знали. Как вы могли подумать, что сможете обмануть меня?
Она пыталась успокоить разбушевавшиеся нервы и взять себя в руки. Иначе он мог заметить ее попытки выглядеть сильной в его глазах.
– Вы ошибаетесь, милорд. – Голос у нее дрогнул. – Серена и я были очень похожи, и не только внешне. Я изменилась за прошедшие несколько лет и стала еще более похожей на нее.
– Нет, – спокойно возразил он. – Нет. Вы не изменились. Вы точно такая же, какой я вас помню.
Она повернулась, собираясь уйти, однако он обхватил ее рукой за талию и, прежде чем она успела выразить протест, прижался губами к ее губам. О эта сладость губ, аромат Серены, нежная мягкость этих губ, изгиб талии.
Кровь его забушевала от этих прикосновений. У него больше не оставалось никаких сомнений. Она и есть Серена. Женщина, которую он считал мертвой долгие шесть лет. Женщина, которую он любил всей душой и оказался настолько глупым, что все испортил, отказавшись от нее.
Счастье, любовь, согласие – все безвозвратно потеряно.
В полном безрассудстве он прильнул к ней, целовал со всей страстью, которая накопилась в нем за долгое время, со всей глубиной понимания, что наконец обрел женщину, которую считал утраченной навсегда.
Его Серена жива! Она была жива все это время! Он сосредоточился только на этом факте и преисполнился ликованием.
«Ты жива! Господи, ты жива!»
Его охватила дрожь. Он трепетал всем телом, неподвижной оставалась только рука, которой он сжимал талию Серены железной хваткой, обуреваемый одним желанием: никогда не отпускать ее, никогда не терять из виду, иначе он рискует потерять ее снова.
Но тут она вцепилась обеими руками в его плечи и оттолкнула от себя. Джонатан открыл глаза и был изумлен, увидев выражение отчаяния, исказившее ее прекрасное лицо. Большая слеза появилась в уголке глаза и скатилась по щеке.
Он покачал головой. Этот поцелуй, прикосновение губ к ее губам словно бы наэлектризовало всего его до самых кончиков пальцев.
Серена смотрела на него широко раскрытыми глазами, прижав пальцы к губам. Испытывает ли она такое же возбуждение, как и он?
Джонатан медленно помотал головой из стороны в сторону.
– Вы не… Я не могу отпустить вас…
– Нет, – произнесла она решительно и строго.
– Лэнгли… Я…
Она вздрогнула при звуке имени своего нареченного.
– Я никому не позволю причинить ему боль.
Она выпрямилась, стала как бы выше, сильнее, решительнее, чем обычно. В ее глазах, устремленных на Джонатана, сверкнули серебристые искры.
– И я сама не имею намерения причинить ему боль. Никогда.
– Но вы…
– Ни за что. Лэнгли благородный и порядочный человек, и я сделаю все от меня зависящее, чтобы он был счастлив.
– Если он узнает правду…
– В этом нет никакой правды. Я именно та, кем себя называю, Джонатан.
То был первый раз, когда она, обращаясь к нему, назвала его по имени, и то, как она это имя произнесла… Да, перед ним Серена, она самая.
Она наклонилась вперед.
– Вы не станете распространять ложь о том, кто я на самом деле. Вы не поставите счастье Уилла под удар. Вы это понимаете?
