Он играл на пианино, как злой ангел, и в конце длинного, напряженного дня было особенно приятно расслабиться — расположившись в креслах, слушать его игру и разговаривать. Как они разговаривали! Каждый балет обсуждали во всех подробностях, поскольку каждый член труппы являлся его частичкой. Балетмейстер пробуждался в каждом из них, и тогда Витя, как они на русский манер называли композитора, мог невозмутимо попросить еще кофе и тишины, ожидая очередного приступа вдохновения. Музыка наполняла комнату, возносясь к расписным потолкам, и реальность на время покидала каменные стены, пока эти страстные и нежные люди творили свое собственное волшебство, которому через три короткие недели суждено было очаровать целый мир.
Наконец каждая деталь была отточена, и теперь они в любой день могли отправиться пароходом на первую репетицию в «Феникс».
Лаури до смерти боялась этого и в то же время наслаждалась каждым часом занятий. Максим был занят не меньше ее, и теперь не было ни времени, ни места, где они могли бы оказаться наедине. Иногда их взгляды пересекались в заполненной комнате, и дрогнувшее сердце тут же подсказывало Лаури, что ему не нужна ее любовь. Она интересовала этого мужчину только как балерина.
Будущее рисовалось девушке пропастью, в которую ей предстоит прыгнуть одной, — она надеялась лишь на то, что тетя Пэт будет в зале «Феникса» в тот вечер, когда ей предстоит первое серьезное испытание.
Но долгожданной весточки от нее все не приходило, хотя короткие часы с калейдоскопической скоростью пролетали мимо, унося с собой дни и ночи. В тот день, когда труппа должна была отправиться на первую репетицию в «Феникс», Лаури сбегала спозаранку на почту и отправила тетушке телеграмму. «У тебя действительно все хорошо? — спрашивала она. — Дай мне знать. Я люблю тебя, ты нужна мне. Постарайся приехать».
Полная неприятных предчувствий, она вышла из почтового отделения и сама не заметила, как подошла к мосту, отделявшему ее от палаццо. Максим ждал ее на другой стороне — высокий, стройный и какой-то мрачный.
— Где ты была? — осведомился он.
Она объяснила директору причину своего отсутствия и увидела, как поджались его губы.
— Тетя важнее для меня, чем все ваши балетные репетиции, вместе взятые, — вспылила она.
— Я понимаю, дитя…
— Уверена, что нет. — Она прошла мимо него, поспешив присоединиться к остальным членам труппы, по-птичьи щебетавшим на маленькой пристани перед палаццо и державшим в руках большие сумки с костюмами, бутылками минеральной воды и махровыми турецкими полотенцами, которыми приятно было вытираться после репетиций. Конечно же там нашлось место яблокам, парочке апельсинов или бананов. Все актеры осуждающе проследили за легкой как перышко фигурой опоздавшей, и Лаури в очередной раз подумала, что у Максима ди Корте невероятно сплоченная и дисциплинированная труппа.
— Я положила твои вещи в свою сумку. — Конча тревожно взглянула на английскую подружку: — У тебя неприятности, да?
— Да. — Лаури закусила губу, глядя на сияющую воду канала и зеленоватые отражения гладких камней. Она беспомощно твердила себе, что Максим не имеет права держать ее здесь, если тетя Пэт серьезно больна. У него не хватит сил оторвать ее от единственного человека, который по-настоящему любит ее.
— Может быть, твоя tia[21], Пэт, хочет сделать тебе сюрприз и уже находится на пути сюда.. — Глаза Кончи нетерпеливо вспыхнули. — Да, это вполне возможно, Лаури. Вы, британцы, непредсказуемый народ.
— Не больше вас, — ответила Лаури, но ее взгляд немного прояснился. Устроить племяннице такой сюрприз — это очень похоже на тетю Пэт, поэтому, скрестив наудачу пальцы, она вместе с товарищами взошла на пароход, который должен был доставить их к «Фениксу».
Колонный фасад «Феникса» поражал воображение, а огромный зрительный зал почти замыкался в круг. Ряды внушительных лож сверкали позолотой, а над сценой красовалось изображение мифического Феникса, давшего театру название.
Актеры торопливо переодевались в холодных гримерных за сценой. Лаури, напряженной как струна виолончели, казалось, что даже ее нервы замерзают, и облегчение она почувствовала, лишь когда на сцену пригласили состав, исполняющий «Жар-птицу».
Конча танцевала саму Жар-птицу. Она бросила Лаури алый шелковый платок, пробегая мимо. Англичанка накинула его себе на плечи, прямо на черное трико, и встала за кулисами, чтобы посмотреть, как хорошенькая брюнетка, танцуя, порхает по сцене к освещенному прожектором пятну, где во время премьеры будет стоять чудесная яблоня. Жар-птицу преследовал Иван-царевич. Золотое пятно света переместилось на окаменевших витязей, заколдованных женихов царевен, которых похитил Кощей Бессмертный. Это в его сад летела теперь Жар-птица, чтобы полакомиться золотыми яблоками.
Максим руководил действом, стоя слева от сцены. В черном свитере под горло и с взъерошенными вьющимися волосами, он казался одним из танцоров. Лаури посмотрела на него, и ее словно ударило током. Чертики в глазах венецианца прыгали, как челядь Кощеева царства на сцене. Всем своим видом директор показывал, что каждый член его труппы должен отдавать тело, сердце и душу наступающему сезону.
Доходы от первого выступления должны были пойти на восстановление ферм, разрушенных наводнением, которое пронеслось по Италии в прошлом году. Лаури вдруг почувствовала, что она уже не может просто взять и уйти из труппы. Замерев за кулисами, она закрыла глаза и принялась молиться, чтобы Конча оказалась права и тетя Пэт успела приехать в Венецию.
Когда Лаури подняла ресницы, она удивилась странной тишине за своей спиной. Она развернулась и обнаружила, что стоит лицом к лицу с Лидией Андреей. Лаури вздрогнула. Ее рука взметнулась к губам, останавливая возглас испуга. Она чувствовала себя беспомощным мотыльком, неспособным противостоять пламени, приближающемуся к его крылышкам.
— Чего ты испугалась? — насмешливо улыбнулась Андрея, встряхнув волосами, скрепленными золотой диадемой. — Я не собираюсь причинять тебе вреда — ты сама сделаешь это, когда выйдешь на сцену. Ты ведь боишься этого, а? Боишься внимания, боишься окружающих зрительских рядов, этой арки над головой и Феникса, объятого пламенем…
— Нет! — Лаури отшатнулась от балерины, оказавшись на краю оркестровой ямы. Черный провал был страшен и глубок, а они с Андреей на минуту оказались изолированными. Пианист играл мелодию из «Жар-птицы», танцоры скользили и прыгали по сцене, а Максим увлеченно обсуждал какие-то детали с художниками, разрабатывающими декорации для новых балетов, — это была семейная пара, очаровательные французы, говорившие всегда одновременно.
