Эдвард не сделал ничего из того, что собирался. Вместо этого он выбрал третий, неожиданный даже для себя путь.
— Леди Анджелина, — произнес он, — вы не откажетесь на несколько минут удалиться от толпы и прогуляться по одной из боковых тропинок между деревьями?
Он как раз заметил слева одну из таких тропинок и повернул на нее еще до того, как Анджелина успела ему улыбнуться. Разумеется, Эдвард был незнаком с этими тропинками. Он никогда раньше не бывал в Воксхолле. И почти сразу он понял, что совершил ошибку. Тропинка оказалась узкой и темной. На деревьях не висели лампионы, свет падал только с главной аллеи, да еще луна пробивалась сквозь ветви над головой. Кроме того, тропинка оказалась извилистой и пустынной.
— О! — выдохнула леди Анджелина восхищенным голосом. — Какая дивная мысль, лорд Хейворд! Здесь божественно, правда?
Они могли бы удобно идти по тропинке гуськом, но это казалось нелепым. Поэтому шли они рядом, леди Анджелина держала его под руку, прижавшись к нему, — Эдварду не оставалось выбора. Несколько раз они соприкоснулись плечами, или ногами, или бедрами, а пару раз — одновременно всеми тремя местами. И опять же выбора у него не было.
Даже музыка звучала откуда-то издалека. Казалось, что голоса и смех гуляющих раздаются за миллион миль отсюда. И куда делась ночная прохлада?
— Прошу прощения, — сказал Эдвард. — Тропинка намного уже, чем я думал. И здесь очень темно. Пожалуй, мы должны вернуться на главную аллею, леди Анджелина.
Уиндроу с приятелями наверняка уже прошли мимо.
— О, но здесь так чудесно! — возразила она. — Вы слышите в ветвях шум ветра? А птиц?
Эдвард остановился и прислушался. Должно быть, у нее более острый слух. Он со все нарастающим беспокойством слышал только отдаленные голоса и музыку. Их окружала природа, лишь звуки и запахи природы, и да, она права — здесь в самом деле чудесно. И луна почти полная, а может, и совсем. И должно быть, миллион звезд в небе. Если задрать голову, видно поразительное их количество.
Они такие же чудесные, как фонари. Нет, намного чудеснее.
Эдвард почувствовал, как напряжение покидает его тело, и с удовольствием вдохнул полной грудью ароматный воздух.
— Только посмотрите на звезды! — прошептала Анджелина, и голос ее прозвучал почти благоговейно.
Они стояли на небольшой полянке, и ничто здесь не загораживало небо. Повернув голову, Эдвард увидел, что ее лицо залито лунным светом, а глаза сияют. Она повернулась к нему, словно приглашая разделить с ней восторг, и улыбнулась, но не своей обычной живой улыбкой. Эта улыбка была более мечтательной, более… интимной. Словно у них была какая-то общая драгоценная тайна.
— Я смотрю, — отозвался Эдвард.
Но смотрел он вовсе не на звезды, а в ее глаза. И почему он шепчет?
Ее губы приоткрылись, на них блеснул лунный свет. Наверное, она облизнула их языком.
Он ее поцеловал. И мгновенно отстранился. Ему показалось, что его тело пронзила молния.
Анджелина не шелохнулась.
Молния, или лунный свет, или еще что-то уничтожило его мозги.
Он снова поцеловал ее, повернув так, чтобы одной рукой обнимать за плечи, а другой — за талию. И раздвинул ее губы языком, и погрузил свой язык глубоко в ее рот, ощутив жар, и влагу, и мягкие гладкие поверхности.
Кто-то застонал — кажется, не он, и одна ее рука обвила его за шею, а другая — за талию. Анджелина со свирепым воодушевлением отвечала на поцелуй.
И если у него в голове еще болтались какие-то остатки здравого смысла, в этот миг они его покинули. Его ладонь скользнула по ее спине вниз и распласталась на изящных ягодицах, которые так взбудоражили его месяц назад по пути в Лондон. Кончик его языка прошелся по ее верхнему нёбу, а другая рука спустилась вниз и накрыла ее грудь. Теплую, мягкую и пышную.
Эдвард почувствовал, как его плоть твердеет от возбуждения.
Очаг запылал вовсю, обе дверки распахнулись — и существовал только один способ погасить огонь. Его рука на ее ягодицах напряглась и прижала ее ближе.
И тут, хотя все его тело испытывало лишь страстное желание обладать женщиной, находившейся в его объятиях, глаза под закрытыми веками внезапно увидели.
Увидели леди Анджелину Дадли. И разум произнес два очень отчетливых, очень суровых слова: «Боже милостивый!»
Разумеется, предупреждение пришло слишком поздно. Слишком, слишком поздно. Порыв и вожделение послужили причиной его падения.
Эдвард прервал поцелуй, переместил ладони на плечи Анджелины и сделал шаг назад. Очень решительный шаг.
Ее лицо в лунном свете, с отяжелевшими веками и влажными губами, приоткрытыми и уязвимыми, было мучительно прекрасным.
Но это было лицо леди Анджелины Дадли.
— Приношу вам мои извинения, — произнес Эдвард, отметив, что голос его звучит на удивление ровно и нормально.
Бесполезные слова, конечно. Никакого прощения нет и быть не может.
— За что? — спросила она, широко распахнув темные глаза.
— Мне не следовало приводить вас сюда, — ответил он. — Я совершил то самое, от чего обязан был вас оберегать.
— Меня никогда раньше не целовали, — сказала она.
Эдвард почувствовал себя в десять раз хуже, если такое вообще возможно.
— И это было чудесно, — мечтательно протянула она.
Она настолько невинна, что это просто опасно. Один поцелуй — и она тает словно воск. Это может привести к катастрофе. И привело бы, не приди он в чувство. Остановила бы она его? Эдвард очень в этом сомневался.
— Я вас чудовищно скомпрометировал, — сказал он.
Анджелина улыбнулась и стала чуть больше похожа на саму себя.
— Конечно, нет, — возразила она. — Что может быть более естественным для мужчины и женщины, чем поцеловаться, оказавшись наедине под полной луной?
В том-то все и дело.
— Я отведу вас обратно в ложу, к вашей дуэнье и братьям, — сказал Эдвард.
К братьям! Боже праведный. Трешем, конечно, вовсе не безупречный образец для подражания. Он совершенно скандально повел себя там, на площадке для танцев, со своей любовницей — одной из многих. Все знали, что он путался с леди Иган еще до того, как Иган ее бросил. Возможно, именно поэтому тот и уехал. Может, это менее благородно, чем вызвать Трешема на дуэль, но гораздо безопаснее. Но даже и в этом случае Трешем вряд ли решит, что самая естественная вещь на свете для любого мужчины — это целоваться с его сестрой во время прогулки под полной луной. Трешем просто разорвет его на куски.
— Ну, если вы должны… — вздохнула леди Анджелина. — Но только не нужно тревожиться, лорд Хейворд. Я целовала вас точно так же, как и вы меня. И никто не видел. Никто никогда не узнает.
