— Я там увижу папу? — спросил он с присущей его нежному возрасту надеждой.
— Тише, Джимми, — прошептала его мама, прежде чем ответил Саймон. Поймав взгляд Саймона, она произнесла: — Я говорила ему, что его отец — моряк.
Так это было или нет — лишь догадки — но судя по её обеспокоенному выражению, отец, вероятно, покинул их задолго до рождения Джимми.
Такое было частым явлением, но Саймона охватила печаль. Ладно, возможно он и правда понимал, почему Луиза чувствовала, что не могла оставаться в стороне и позволять запросто происходить таким маленьким трагедиям.
Но должна ли она заходить так далеко? Проводить занятия в тюрьме — это одно, отдавать себя на милость этой массы — совсем другое. Или на милость этого гнусного стражника, что ехал впереди фаэтона. Трикл мучительно напомнил ему задир-маратхи [28], которые разграбили и подожгли Пуну до того, как прибыли англичане, чтобы их остановить. Или собрать осколки, как на это посмотреть.
Едкий запах дыма и крови всё ещё преследовал его по ночам.
Сейчас унылая процессия подъехала к оживлённому перекрестку возле доков, и Трикл подал знак остановиться, пока они не смогут проехать. Пока они ждали, беспокойство Саймона возросло, особенно когда он увидел, что Трикл беседует с зевакой.
Ублюдок оглянулся на Саймона, а парень, с которым он говорил, убежал стремглав, чтобы разнести кое-какие новости среди толпы. В считанные секунды, сборище прорезали грубые выкрики, как вспышки зарницы — пустыню Тар [29].
Саймон застонал, когда он уловил обрывки: «герцог со своей любовницей» и «бастард Фоксмура» и «привилегии знатности». Много времени не требовалось, чтобы разгадать остальную часть сплетни, распространяющейся по толпе. Что он лично перевозит свою любовницу — по-видимому, женщину рядом с ним — в доки. Что ему позволили обойти обычный порядок, в силу того, что он герцог. Что он собирался увезти с собой своего бастарда, после того, как будет отослана его любовница.
Это показывало, как возбуждены были люди — готовы принять ложь Трикла, вместо того, чтобы обратить внимание на её нелепость. Пожелай какой-нибудь герцог уберечь свою преступную любовницу от страдания за содеянное, он бы использовал свое влияние прежде, чем та попала бы в суд.
Но чернь редко была логична. Да этому и не способствовало то, что у сына его пассажирки был схожий цвет волос.
Перекресток очистился, и Саймон начал приводить в движение лошадей до того, как Трикл отдал приказ, но вред уже был нанесён. Ропот толпы перерос в гул, затем в полнейший гам. Через мгновение полетели «снаряды».
Он слышал, как отбросы попали в экипаж позади них, шлёпнув по панелям и испугав лошадей. В то время как конные охранники пытались восстановить порядок, Саймон для ускорения подстегнул лошадей и наёмные экипажи последовали его примеру. Они мчали последнюю милю к докам меж гнилых овощей и других помоев.
В то время как некоторые из толпы осмеливались бросать что-то в Саймона, его пассажирка с сыном были главным образом от этого избавлены, однако он накинул на них своё пальто. К счастью, как только они добрались к докам, там ожидали дополнительные стражи. Им с конными охранниками удалось задержать толпу, чтобы пассажиры могли высадиться и не угодить под удары.
Но женщины не смогли избежать насмешек, и как только первый из экипажей опустел, заключённая из группы Луизы дала отпор, прорычав проклятия в толпу.
Саймон только закончил спускать вниз свою пассажирку с сыном, когда бегло взглянул и увидел, как Луиза делает замечание разгневанной женщине. Он заметил в толпе мужчину, который проталкивался сквозь охрану с поднятой рукой, и прежде чем, кто-то смог отреагировать, тот кинул свой «снаряд».
Но это был не гнилой помидор; это был большой камень.
Саймон рванулся к Луизе, но это случилось слишком быстро — всё, что он смог, это в ужасе наблюдать за ударом. Луиза пошатнулась, затем рухнула на землю.
— Луиза! — Саймон в панике прыжком преодолел оставшееся расстояние.
Когда мужчина, запустивший камень, понял, что попал не в ту женщину, то стал убегать, но Саймон чересчур обезумел, чтобы обращать внимание.
Как только Саймон добрался до Луизы, женщину, что дразнила мужчину, охватила истерика.
— Тихо! — приказал он, страх поразил его сердце. Он опустился на колени рядом с Луизой, чтобы нащупать её пульс. Во всяком случае, пульс её бился ровно и чётко, хотя глаза оставались закрытыми, и её рука, которую он сжимал, была безвольна.
— О Боже, она умерла, да? — арестантка заламывала руки, отказываясь покинуть Луизу. — Они убили её, и это всё моя вина! Она говорила мне не обращать внимания, но я всего лишь должна была сказать им, что я думаю…
— Она не умерла, — прорычал он. — Теперь убирайтесь, и позвольте нам позаботиться о ней.
Стражник оттащил арестантку, когда протиснулась Регина.
— Как она?
— Не знаю, — Саймон едва дышал из-за тяжести в груди. — Она или в обмороке, или в бессознательном состоянии. У тебя есть нюхательные соли?
— Мы не носим свои ридикюли в тюрьму.
Он хорошо представлял себе почему.
— Тогда я должен вытащить её из этого безумства.
— Возьми наёмный экипаж, — Регина махнула на всё еще открытую дверцу ближайшего экипажа. — Я позабочусь, чтобы фаэтон вернулся к тебе в сохранности.
— Вы должны отправиться со мной, ты и твои подруги. Это не безопасно.
— Ерунда, — ответила Регина, — стражники уже контролируют чернь. И нам надо раздать пакеты женщинам, которые прибыли из других тюрем. Поспеши. Я буду дома вскоре, как смогу.
В данный момент бледное лицо Луизы опять встревожило его. Перенеся безвольное тело в наёмный экипаж, Саймон устроил её голову у себя на коленях. Толпа, отрезвлённая недавним зрелищем того, как атаковали реформатора, к счастью разделилась, позволяя экипажу проехать, и они помчались к городскому дому Дрейкера на Мейфэр. Охваченный ужасом, Саймон отодвинул её шляпку. Как можно осторожнее он проник пальцами сквозь её волосы, чтобы оценить ушибы. Шишка, выступающая на коже головы, усилила его панику. Она была слишком большой.
Дыхание девушки было ровным и спокойным, но это его не успокоило. Да и как, раз глаза её оставались закрытыми, и голова болталась при каждом толчке экипажа? Чертыхаясь, герцог вытянул шпильки из туго скрученных волос Луизы и расстегнул верхние пуговицы мантильи. Когда она всё ещё не очнулась, он стянул с неё перчатки и начал растирать вялые руки, не зная, что сделать ещё.
Если б она хоть вышла из этого, он бы позаботился, чтобы она никогда больше так не рисковала. Он бы женился на ней и запер бы в одном из своих поместий. Он бы подкупил её Лондонских женщин, чтобы держать её подальше от этого. Он бы прибег к любым методам, обеспечивая её безопасность.
