– Ох, Перри!
Девушке было спокойно и уютно в его объятиях – так, словно и не было тех божественных дней в Лондоне.
Но память сыграла с ней скверную шутку – перед глазами Сары всплыло лицо Дерека Кравена; она почти физически ощущала его сильные, страстные объятия, услышала, как он шепчет ей на ухо: “Я хочу держать тебя до тех пор, пока твое тело не сольется с моим… Я хочу уложить тебя в свою постель…"
Сара откинула голову назад.
– Дорогая! – прошептал Перри. – Что с тобой?
Сару слегка знобило.
– Да так, ничего… сквозняк… – Глядя на Перри, девушка попыталась выкинуть из головы слова Дерека. – Ты такой красивый, – прошептала она.
Перри, довольный рассмеялся.
То, что во всем Гринвуд-Корнерз не встретишь молодого человека, более привлекательного, чем Перри Кингсвуд, было правдой. Его золотистые, с медным оттенком волосы были, пожалуй, чуть длинноваты; большие, сияющие голубые глаза завораживали своей глубиной. Словом, настоящий байроновский, романтический герой.
Взглянув на дверь и убедившись, что за ними никто не подсматривает, Перри быстро наклонился и чмокнул Сару в щеку. Но девушке тут же вспомнилось лицо со шрамом, зеленые глаза, настойчивые губы Дерека, которые с такой силой впивались в ее рот… – А где же твой чепец? Мне так нравилось твое личико, выглядывающее из кружевных оборочек, – весело спросил Сару Перри.
– Я решила не надевать его сегодня, – ответила она и нахмурилась, заметив, что Перри убрал с ее плеч руки. – Нет… Не отпускай меня. Обними еще, – попросила она.
– Скоро сюда придет мама, – предупредил он.
– Знаю, – буркнула она и отошла на шаг назад. – Просто я так по тебе соскучилась.
– И я тоже, – Перри кивнул на расписную боковую кушетку. – Давай присядем и поговорим, дорогая. Полагаю, мамочка вот-вот принесет нам чаю – я слышу, как она хозяйничает на кухне.
– А мы не могли бы побыть некоторое время наедине? – прошептала девушка, забыв об остром слухе Марты. – Мне надо кое-что сказать тебе.
– Дорогая, мы же всегда будем с тобой вдвоем – ты и я, – голубые глаза Перри засияли пуще прежнего. – Час или два в обществе моей матери – пустяк по сравнению с целой жизнью!
– Конечно, – согласилась девушка.
– Ну вот и славно, моя дорогая!
Мисс Филдинг уселась на упругие подушки, лежавшие на кушетке. Перри взял ее за руку.
– Что ж, похоже, поездка в Лондон увенчалась успехом. – Тут Перри улыбнулся и со смехом добавил:
– У моей мамы какие-то нелепые представления об этих твоих вояжах. “Откуда приличная девушка может знать столько о падших женщинах?” – то и дело спрашивает она. И мне довольно нелегко убедить ее, что ты не проводишь время в дешевых тавернах и борделях! Мамочка просто не представляет себе, какое у тебя богатое воображение!
– Спасибо, милый, – пробормотала Сара, смущенно глядя на черные с позолотой подсвечники, стоящие у противоположной стены.
Сара никогда не врала Перри; она попросту избегала говорить с ним о своих “исследованиях”, а если и говорила, то лишь намеками, и ее рассказы были довольно скучны. Да Перри и не задавал ей лишних вопросов, довольствуясь скупыми рассказами девушки. Но мать молодого человека с подозрением относилась к ее поездкам.
– К тому же, – продолжал Перри, – я – то знаю, что моя дражайшая Сара большую часть времени проводит в залах библиотек и музеев. Разве это не так?
Перри просто весь лучился от радости, а Сара чувствовала, как ее шею и лицо начинает заливать краска стыда.
– Да… м-м-м… Да, Перри, мне надо кое-что тебе сказать. Пока я была в Лондоне… В общем, я раза два возвращалась очень поздно. Миссис Гудман грозилась написать моей маме и своим друзьям в Гринвуд-Корнерз, что я – довольно шумливая особа, этакий сорванец в юбке.
Перри остолбенел.
– Сара Филдинг – сорванец?! – воскликнул он. – Да все, кто тебя знает, будут потешаться над ее словами.
Девушка облегченно улыбнулась:
– Я рада, что ты не собираешься обращать внимание на слова миссис Гудман.
Перри погладил ее руку.
– Возможно, старые сплетницы и будут распространять о тебе слухи – из-за того, что ты написала какую-то там “Матильду”! Но я знаю тебя лучше других, дорогая. Мне известны все твои мысли, все твои желания, и я постараюсь, чтобы тебе незачем стало сочинять всяческие невероятные истории: у тебя буду я и дом, полный детей, не будет только свободного времени. О чем еще мечтать женщине?
Сара изумленно посмотрела на него:
– Ты хочешь сказать, что мне лучше бросить писать?..
– Я принесла чай!
В комнату вошла Марта, держа в руках серебряный поднос, на котором стоял чайный сервиз, целых три поколения служивший семейству Кингсвудов.
– Мамочка, – сияя проговорил Перри, – как ты только догадалась, что именно это нам нужно? Садись с нами, а Сара расскажет нам о своей поездке в город разврата.
Заметив неодобрительный взгляд Марты, Сара пересела подальше от Перри.
Миссис Кингсвуд поставила поднос на круглый столик, стоящий перед кушеткой. Сама она уселась на стул.
– Сара, что же ты не разливаешь чай? – елейно спросила она, всем видом давая понять, что гостье дарована неслыханная честь.
Но Сара насторожилась – она слишком хорошо знала Марту. Предчувствия не обманули девушку: как только она налила в хрупкую фарфоровую чашку чай, добавила молоко и сахар, Марта воскликнула:
– Да нет же, Перри так не любит!
Сара вопросительно взглянула на молодого человека.
– Ты вроде пьешь чай и с сахаром, и с молоком?
Он слегка пожал плечами.
– Да, но… – Ты налила молоко в последнюю очередь, – заговорила Марта, прежде чем Перри смог ответить. – Мой сын предпочитает, чтобы сначала в чашку наливали молоко, а уж потом добавляли туда чай. От этого вкус чая совершенно иной.
Решив, что миссис Кингсвуд шутит, девушка взглянула на Перри. Но тот лишь беспомощно ей улыбнулся. Сара заставила себя равнодушно пожать плечами.
– Что ж, – слегка дрожащим голосом произнесла она, – я постараюсь запомнить это, миссис Кингсвуд. Не представляю, как это я проглядела такую важную вещь – за столько-то лет.
– Наверное, тебе стоит быть повнимательнее к привычкам моего сына, – сказала Марта, довольная своим урокам. – К тому же запомни, пожалуйста, что я пью чай без сахара, но с молоком и молоко тоже следует наливать в первую очередь.
Сара послушно налила Марте сначала молоко, а потом чаю. Затем, положив себе в чай несколько ложечек сахара, она уселась на свое место за столом.
– Надеюсь, в Лондоне ты исправно ходила в церковь? – спросила девушку миссис Кингсвуд и так сильно сжала губы, что они превратились в едва заметную полоску.