Энн подняла глаза. Синклер смотрел на нее, и у нее возникло ощущение, что он знает, куда ведут ее мысли.
— Я очень привязан к Джону, — сказал он спокойно. — У него была трудная жизнь. Ему все досталось не так легко, как вы можете вообразить. Вы еще поймете, Энн, дорогая моя, что счастье не всегда идет об руку с большим богатством и что между прочим нет особых достоинств у власти.
Энн почувствовала, что заливается краской. Она робко заметила:
— Боюсь, я очень мало знаю о Джоне.
— Со временем узнаете, — сказал Синклер, — и я, конечно же, не собираюсь баловать ваше любопытство или укорачивать ваш путь к самостоятельным открытиям, рассказывая слишком много, но поверьте мне, Энн: Джон очень стоящая личность. Вы сами мне сказали, что ваш отец полюбил его.
Это правда, вспомнила Энн, и все же с самого начала она остерегалась его.
«Почему?» — спрашивала она себя.
Даже сейчас она боялась Джона, очень боялась. Может быть, она чувствовала, что рано или поздно он поймет ее?
Она приложила ладони к щекам и сказала откровенно, искренне, из глубины сердца:
— Я потерялась. Потерялась и боюсь. Все здесь слишком величественное. Слишком величественное для моего понимания.
— О нет, это не так, — мягко возразил Синклер. — Вы освоитесь очень скоро. А потеряли вы человека, в котором черпали силу. Ведь вам пришлось принять множество больших и важных решений. Не позволяйте себе паниковать, воображая, что все ваши поступки неверны. Настоящая причина в том, что события разворачиваются слишком быстро. Прислушивайтесь к голосу инстинкта, чтобы понять, что верно и где правда. И не давайте глазам уводить вас с пути. Сердце — лучший гид.
— Именно такие вещи говорил мне папа, — прошептала Энн.
— Такие вещи он будет говорить вам и впредь, если вы готовы слушать.
Энн быстро взглянула на него. В глазах ее стояли слезы.
— Вы в это верите?
— Я в этом уверен, — ответил Синклер.
Она улыбнулась ему, и губы ее задрожали:
— Значит, все остальное не так уж существенно, не так ли?
— Ничто иное не будет иметь значения, если вы будете слушать и если вас поведут по жизни те, кто вас любит. Их много, знаете ли вы это? И тех, кто оставил нас, и тех, кто все еще с нами.
Последние слова он сказал твердо, словно хотел напомнить о них, но не успел. В этот момент дверь открылась и в библиотеку с шумом ввалились близнецы. Джон следовал за ними.
— О Энн, мы осматривали дом и нашли самый великолепный бальный зал, а пол в нем такой скользкий! Мы покатались на нем. В доме шесть лестниц! Можешь ли ты поверить? Шесть лестниц в одном доме! И мы собираемся подняться на крышу. Баркер сказал нам, что в ясный день оттуда видны шесть графств и море.
Близнецы перевели дыхание, и Энн получила возможность произнести:
— Послушайте, дорогие, я не собираюсь останавливать вас, но вам необходимо кое-что выслушать. Помните того мужчину, который сегодня утром ехал с вами в поезде?
— Толстяка? — спросила Энтониета.
— Мистера Уотни? — уточнил Энтони.
— Правильно. И видели, как он говорил со мной на станции? — Близнецы кивнули. — Ну так вот, он киномагнат.
— Да, он говорил нам, — перебил Энтони, — и объяснил, каким образом он монтирует фильм после того, как съемки закончены.
— Когда он говорил со мной, — продолжала Энн, — он сказал, что, как он думает, имеется возможность для вас обоих играть роли в фильмах. Он собирался звонить мне по этому поводу. Но прежде чем ответить ему, я хотела знать, что вы думаете об этой идее.
Повисло мертвое молчание. Затем Энтониета спросила:
— Ты имеешь в виду, что мы станем кинозвездами? Энтони и мне?
— И я, — поправила ее Энн. — Да, он сказал, что даст вам крупную роль и, конечно, вы заработаете немало денег.
— Он рассказал о своей студии, — сказал Энтони. — Она недалеко от Лондона, но, конечно, для некоторых съемок они используют настоящие вещи. Один фильм они снимали в Девоншире.
— Я получу прелестные платья? — спросила Энтониета.
— Это зависит от обстоятельств, — ответила Энн. — Пока он не сделал таких конкретных предложений. Но мы подумали, что вы захотите сказать нам, как вы к этому относитесь, прежде чем он позвонит. Вы получите контракт на определенное время — полгода, год, может больше.
Близнецы повернулись друг к другу. Глядя на них, Энн заметила, как замечала часто до этого, что с серьезным выражением лиц они казались более взрослыми и рассудительными, чем были на самом деле, а в случае необходимости — и она знала это слишком хорошо — серьезность маскировала их проказливость и озорство. Она знала также, что, глядя друг на друга, они полностью соединялись. Очень редко один из них хотел чего-то или наслаждался чем-то без другого. А сейчас они замолчали на несколько мгновений, и Энн понимала, что они переговариваются без слов на уровне инстинкта, и их общение более тонкое, чем обычное словесное общение людей.
Первым заговорил Энтони:
— Ты предоставляешь решение нам, Энн?
— Да, если вы хотите.
Энтони посмотрел через комнату на Джона, державшегося на заднем плане.
— Послушай, Джон, ты ведь сказал, что заплатишь за наше обучение в школах, разве нет? И за многое другое, о чем мы говорили до того, как Энн вышла за тебя?
— Верно, — ответил Джон.
— Ты не изменил своего решения?
Джон покачал головой:
— Нет. Я бы хотел, чтобы вам было абсолютно ясно: все мои предложения остаются в силе.
— Я думаю, — вмешалась Энн несколько раздраженно, — что это возможность для вас стать независимыми и иметь собственные деньги. Часть из них вы могли бы потратить сейчас, но, если бы вы имели успех, а это вполне вероятно, мы могли бы отложить часть денег до тех пор, пока вы не повзрослеете.
— Мы будем играть самих себя? — спросил Энтони.
— Что значит самих себя? Что будете выступать под своими именами?
— Нет. То, что мы будем играть детей, подростков, как они это называют. Они не дадут нам взрослые роли?
— Ты полагаешь, что был бы способен сыграть их? — с улыбкой спросила Энн.
Энтони посмотрел на Энтониету:
— Уверен, что нет. Ну что же, если решение должны принять мы, наш ответ: нет. Мы не хотим скакать по сцене, так ведь, Энтониета? Если Джон сделает, что обещал, мы хотели бы учиться в хорошей школе и приезжать сюда на каникулы. Из того, что говорил мистер Уотни, ясно, что фильмы снимаются целую вечность. И должно быть, ужасная скучища слоняться по студии с измазанным лицом.
Энтони замолчал, и наступила тишина. Энн глубоко вздохнула.
— Ты согласна с таким решением, Энтониета? — спросила она.
