Может быть, когда рядом с Джеком будет любящая и великодушная жена, война как-то уйдет в прошлое и он сможет увидеть будущее, не запятнанное порохом и смертью.
Почти с улыбкой, прячущейся в уголках рта, Джек быстро умылся и оделся. Дела определенно пошли на лад.
Дела шли, хуже не бывает.
— Я не понимаю, сэр. — Джек пытался скрыть свое мучительное недоумение, но слово «сэр» он почти прорычал, вызвав настороженный взгляд мордатого мистера Кларка. — Она никак не может выйти замуж за графа Комптона. Она обручена со мной!
Мистер Кларк негодующе пробурчал что-то невнятное, стараясь не встретиться взглядом с отчаянным взором Джека.
— Это было сентиментальное обещание, данное юной девушкой солдату, отправляющемуся на войну. — Он сунул пальцы под лацканы своего сюртука и закачался на каблуках, надменно выпятив подбородок. — Официального брачного договора не было.
— Сентиментальное обещание. — Джек очень старался сохранять спокойствие. — Тем не менее, оно остается обещанием. И с вашей стороны… настаивать, чтобы она вышла замуж за какого-то старого козла… ради вашей финансовой выгоды…
— Но, Джек, я хочу выйти за Комптона. — Голос Амариллис, милый, но решительный, предвосхитил ответ отца.
Джек обернулся к ней, и сердце гулко забилось. Но тут в его воспаленный ум проникли ее слова. Он потрясенно молчал. Она застыла в дверях, невозмутимый, идеальный образец милой, страстной девушки, с которой он этой ночью занимался любовью. Теперь облако ее черных волос было убрано в искусную прическу, и только несколько прядок, соблазнительно выбившихся из узла, ласкали щеки. Руки, которые недавно беспокойно бродили по его телу, возбуждая страсть, теперь были благонравно сложены на животе. Если он и натер ее лилейную шейку своей щетиной, бурно погружаясь в нее, то сейчас на безупречной сливочной коже не было заметно ни малейшего розового пятнышка.
— Дорогая… — Не в силах сдержаться, он сделал шаг вперед, но когда ее глаза встретились с его взглядом, он не увидел в них никакого чувства. Она чуть запрокинула голову и смотрела на него так, словно между ними ничего не произошло. Джек запнулся. И остановился.
Амариллис пересекла комнату и встала рядом с отцом. Они холодно смотрели на Джека, словно он был незваным гостем или, хуже того, каким-то не вовремя зашедшим торговцем.
В нем вскипело все, что он пережил прошлой ночью, грозя бурным потоком вырваться наружу… Однако где-то на полях, полных крови, пламени и смерти, Джек растерял свои способности к галантным речам, которыми славился раньше.
Когда он этим летом вернулся домой, друзья уговорили его принять приглашение Кларков. Они, как и он, надеялись, что встреча с девушкой, которую он когда-то любил, пробудит в нем того лихого молодца, каким он был до войны. И поскольку ее семья уехала из Лондона в Сассекс и гостей принимали там, он последовал за ней сюда. Однако по прибытии оказалось, что он никак не может встроиться в прежнюю жизнь. У него было ощущение, что он находится в стеклянном шаре и безуспешно пытается прикоснуться к окружающим. Даже просто его присутствие, казалось, заставляло людей чувствовать неловкость.
С первого же дня приезда он ощущал холодность Амариллис. Он начал задумываться не намеренно ли она избегает его. Или просто увлечена своей новой ролью хозяйки дома, которой стала на время болезни матери. Он пытался поговорить с ней, пытался вспомнить то легкое подшучивание, с которым они когда-то общались, но его ум и язык словно принадлежали кому-то постороннему.
Он хотел заговорить о чем-либо, но терял нить и не мог вспомнить, что хотел сказать. Губы отказывались участвовать в обычных разговорах. Он чувствовал себя чужестранцем в собственном мире, неуклюжим, неопытным и непосвященным в его манеры и обычаи.
А в данный момент еще и совершенно растерянным. Когда прошлой ночью она пришла к нему и предложила утешение, это было первым мгновением настоящего сближения между ними. Он принял ее утешение жадно и благодарно, разве они не были помолвлены?
А теперь получалось, что не были.
Амариллис отвела глаза от его растерянного и удивленного лица и вздернула подбородок.
— Граф Комптон — прекрасная партия, — ледяным тоном проговорила она. — Я думаю, что мы отлично подойдем друг другу.
— Но вы говорили… Я вернулся… Вы обещали…
Проклятие, его язык не подчинялся мыслям! Джек набрал в грудь больше воздуха, но она уже отвечала на его бессвязные восклицания.
— Я глубоко сожалею, что у вас создалось ложное впечатление, — произнесла она, тщательно подбирая слова. — Я вовсе не хотела подобного недоразумения. — Все это звучало как заранее отрепетированная речь.
Может быть, и ему следует начать репетировать высказывания, потому что сейчас он не мог найти никаких слов, кроме тех, которые джентльмену не полагалось говорить никогда.
— Но я вас скомпрометировал!
Ее глаза широко распахнулись, рот приоткрылся, но Джеку не довелось услышать ее ответа, потому что мистеру Кларку было достаточно. Он встал между ними, как страшно оскорбленный бульдог.
— Послушайте, милорд, если вы собираетесь распускать клеветнические сплетни, я намерен попросить вас удалиться!
«Но ведь это правда! Расскажи ему!» Джек умолял глазами, потому что выговорить ничего не мог.
Она промолчала. Он почувствовал, что ему не хватает воздуха. До него наконец дошло. Она нацелилась на больший приз. Приз хоть и старый, но богатый и титулованный. А Джек титула не получит, пока его дядя не покинет этот мир, что, возможно, не произойдет еще много лет.
Однако он не мог так просто все бросить и уйти. Эта ночь, единственная ночь… Как он мог отказаться от этого без борьбы? Но вырвавшийся наконец протест почти лишил его разума.
— Вы не можете так поступить! — прокричал он им обоим. — Я не отойду в сторону! — Он обратил всю свою ярость на нее, заставив Амариллис в страхе попятиться: — Как вы можете?! После того, что произошло между нами?
Но ответа на этот отчаянный крик он не получил. Амариллис просто застыла с пылающими щеками и глазами, сверкающими презрением. Она спокойно глядела, как двое дюжих слуг схватили Джека за руки. Не в силах сдержаться, он боролся с ними, гнев и ярость войны затопили его разум. Потом в смутных и беспорядочных воспоминаниях ясно вставало лишь ощущение ободранных гравием ладоней, когда его вышвырнули из дверей и он распростерся на подъездной аллее перед домом, а из каждого окна на него смотрели потрясенные жадные взгляды гостей и слуг. И единственные широко распахнутые, испуганные синие глаза, полные слез, — она наконец поняла, что натворила.
