Жанна перемерила все платья, и не по одному разу. В этом вихре переодеваний она точно уловила момент, когда капитан отвлекся, пытаясь в очередной раз убедить себя, что он настоящий морской волк, и молниеносно надела нафаршированную драгоценностями юбку.
– Я все-таки оставлю себе желтое. Оно мое любимое! Жаккетта, подай. Капитан, вы не против? – наконец остановила свой выбор Жанна на платье из золотистой ткани.
Оно не производило вид самого дорого, и капитан не стал протестовать. Правда, сейчас он вообще был со всем согласен, лишь бы его не трогали.
Жаккетта затянула на госпоже темно-золотистую юбку тяжелого шелка и подала плотный, расшитый витым шнуром корсаж.
Вырез корсажа был низкий-низкий и предоставлял прикрытым рубашкой грудям опасную свободу. Мало того, совершенно умышленно корсаж на груди не сходился, являя взору полупрозрачную вставку янтарного цвета, которая должна была играть роль непрочной защиты непорочной добродетели. Вышитые рукава платья скрыли широкие крылья рукавов рубашки, позволяя им лишь выглядывать буфами в разрезах на локтях.
И опять одежда лишь подчеркнула линии тела, ничуть его не скрывая, и, при соблюдении всех внешних форм приличий, явно показала насмешку знатной дамы над скучной моралью благопристойности.
Жанна довольно поправила пояс, поудобнее устроила груди в корсаже и бесцеремонно выдернула зеркало из рук капитана.
– Благодарю вас. Можете забирать сундук. А сейчас камеристка причешет меня, времени осталось только-только до ужина управиться. До вечера, дорогой капитан!
Деморализованный капитан удалился деревянной походкой, клянясь в душе отыграться за все после ужина.
Жанна показала ему в спину язык.
Хотя будущее представлялось пока совсем безрадостным, но в красивом платье ожидать его стало куда легче!
Капитану не удалось отыграться ни этим вечером, ни в последующие. Коварная Жанна, одетая и причесанная как на королевский прием, с улыбкой выполняла все его прихоти. И каждый раз капитан чувствовал, что его опять бессовестно надули. Но что самое обидное – непонятно, как.
Капитан умел убивать, торговать, управлять кораблем, говорить по – французски, по-арабски и по-турецки. Общаться с женщинами он не умел.
А команда завидовала. Пока молча. Но капитан потому и стал капитаном, что имел голову на плечах. Нужно было, кровь из носу, поскорее сбыть неудобный товар. Хоть и жалко… Поблизости самые выгодные цены на красивых христианских девиц были в Тунисе.
Пленниц ждал тунисский сук..[2]
Добраться до Туниса Жанне с Жаккеттой не довелось.
Очередная буря изменила планы капитана. Моряки роптали: это расфуфыренная гордячка притягивает беды на корабль. И «Пузо» именно она довела до такого плачевного состояния, что его бы только ленивый не ограбил. Только надежда на хорошую прибыль от продажи пленниц удержала команду от того, чтобы скинуть Жанну за борт в качестве жертвенного барашка, а Жаккетту еще раз пустить по кругу.
… Опять каюта ходит ходуном, словно гигантская маслобойка. Погодок и пол почти меняются местами. Не за что уцепиться, все пляшет тарантеллу: и лежанки, и стол, и бочонки. На теле вздуваются синяки и шишки. Боже, за что эта мука?
Теперь Жанна и Жаккетта поменялись местами. Жаккетта в бессознательном состоянии лежала на полу каюты. А Жанну кидало от стенки к стенке, но голова была ясной, и мысли скакали в такт кораблю.
«Ну почему бы не жить спокойно?.. Тысячи людей всю жизнь просидели в своих каморках, и почти ничего в их жизни не случалось… Дом, дети, хозяйство… Стены крепки, рыцари благородны… Они не знают, какой это кошмар – бежать от инквизиции… Ну зачем понадобилось то зелье?.. Может быть, если бы не я, Филипп бы прожил подольше… Знатный муж, старый муж… Боже, ну какая я дура… Ничего, кроме неприятностей, не приобрела… Если доберусь до Кипра живой, с места больше не двинусь… Буду сидеть в замке Марина и вышивать ковры… Разноцветными шелками… Ах, Марин, ну где же ты… Какой изверг придумал эти корабли… До Кипра сейчас все равно, что до Гроба Господня… Я не могу больше… Ненавижу море… Ненавижу всех… Хочу на лужайку… И чтобы розы рядом цвели… И никакой воды-ы-ы-ы… Ну почему бы не жить спокойно?..»
Костры на высоких минаретах ливийского Триполи, как обычно, призывно светили всю ночь. На сторонний взгляд восточный город ночью – место абсолютно безлюдное и пустынное. Невидимая жизнь течет за неприступными глухими заборами, не выплескиваясь наружу. Но неведомыми путями новости летят быстрее ветра.
Еще не рассвело, а все, кому надо, знали, что в укромную бухту прибыл потрепанный штормом корабль, и капитан срочно сбывает с рук знатную христианскую принцессу.
Рассвет только начинался, а на дороге к бухте уже покачивались носилки госпожи Бибигюль. Покупка и перепродажа девиц составляла львиную долю ее доходов. Бибигюль знала себе цену и знала цену своему товару. И не нашелся еще человек, который заставил бы ее заплатить лишнюю монету.
Удобная бухта не век и не два гостеприимно принимала корабли, которые по тем или иным причинам не хотели мозолить глаза в городском порту. Наверное, еще со времен погребального костра Элиссы, пылавшего на мысе Картаж, бухточка служила надежным пристанищем многим морским людям.
Сейчас парусник надежно стал на якорь. Свободная от вахты команда угощалась в низком домике на берегу, где можно было найти практически все, что нужно моряку. Капитан сидел под финиковой пальмой на утренней прохладе с кружкой в руке и ждал клиентов.
На дороге пылили носилки, их сопровождали рабы на ухоженных мулах. Когда носилки приблизились вплотную, занавески раздернулись, и закутанная до сильно подведенных глаз женщина поздоровалась с капитаном по-французски:
– Здравствуй, дорогой! Аллах великий да продлит твои дни!
– Утро доброе, госпожа! – отозвался капитан.
– Ах, какой тяжелый нынче год! – сокрушенно вздохнула Бибигюль, да так, что носилки заколыхались. – Совсем мира нет на земле!
– А когда он был? – философски заметил капитан и опорожнил кружку.
– Люди говорят, по воле Аллаха высокого, ты с товаром? – спросила Бибигюль.
– Не без этого… – согласился капитан, кинув в рот маслину.
– И что за товар? – подняла подведенные брови Бибигюль.
– Французская принцесса. Дорогой товар, – солидно сказал капитан.
– Сегодня каждая портовая шлюха называет себя принцессой… – недоверчиво сказала Бибигюль. – А девка, путающаяся с купцом, уже метит в королевы…
– Не-е, эта настоящая. Без обмана, – равнодушно пожал плечами капитан, сплевывая косточку. – Кровь видна, не спрячешь. И барахло с ней взяли хорошее. Я таких платьев еще не видел!