Нескрываемое торжество, прозвучавшее в последних словах Габриэли, по-видимому, оскорбило молодого человека, и он пытливо взглянул на нее.
– Ну, а если бы баронесса узнала об этом, что сделала бы ты?
– Я по всем правилам этикета представила бы тебя в качестве моего будущего господина и повелителя, – торжественно пояснила Габриэль. – Конечно, произошел бы взрыв… Начались бы слезы, упреки, истерики… В этой области мама очень сильна… Но это ничего не значит, в конце концов она сдается, и я всегда ставлю на своем.
Она весело рассмеялась. По-видимому, мысль о раскрытии любовной тайны чрезвычайно забавляла ее.
Девушка опустилась на дерн под каштаном и сняла свою соломенную шляпу. Солнечные зайчики играли на ее густых белокурых волосах и румяном личике с парой огромных карих глаз, улыбавшихся Божьему миру. Это нежное, милое личико, бесспорно, очаровывало своей прелестью, но ему недоставало той одухотворенности, которая придает лицу человека настоящее обаяние. Бесполезно было бы под задорной улыбкой, под брызжущим весельем искать серьезное, глубокое чувство, что, впрочем, нисколько не умаляло привлекательности этого цветущего создания, в котором все дышало юной свежестью.
Георг посмотрел на Габриэль со странной смесью неудовольствия и нежности.
– Габриэль, ты смотришь на все, как на игру, и совсем не представляешь себе предстоящей нам борьбы.
– Ты боишься борьбы?
– Я? – Лицо молодого человека начало покрываться румянцем. – Я готов на все, если ты будешь со мной. Но ты заблуждаешься, рассчитывая на уступчивость своей матери, когда на карту ставятся семейные традиции и предрассудки. И мало того: даже если тебе удастся убедить мать, на наш брак никогда не согласится твой опекун. Я достаточно хорошо знаю его.
– А я и не спрошу его согласия, – заметила Габриэль. – Я не приму во внимание ни его разрешений, ни его запрещений. Пусть попробует принудить меня!
– Никто и не станет принуждать тебя, – возразил Георг, – но нас разлучат. В тот самый момент, когда обнаружится наша любовь, будет решена и наша разлука. Это я ясно сознаю, и только это заставляет меня молчать. Тайна, которая кажется тебе столь прелестной, робкая игра в прятки, которую я вынужден вести, тяготит и унижает меня, претит моей натуре! Лишь теперь я впервые по-настоящему почувствовал, что значит быть бедным и неизвестным.
– И не беда, что ты беден! – беззаботно воскликнула Габриэль. – Когда-нибудь я буду очень богата. Мама ежедневно твердит мне, что я единственная наследница Равена.
Георг молчал; он крепко сжал губы, как бы удерживая какие-то горькие слова.
– Да, ты будешь очень богата, – проговорил он наконец, – даже слишком богата.
– Кажется, ты хочешь упрекнуть меня этим?
– Нет, нисколько, но это еще больше расширяет пропасть между нами. Если бы ты принадлежала к моему кругу, я бы открыто явился к вам и потребовал если не твоей руки, то по крайней мере твоего слова до тех пор, пока буду в состоянии предоставить тебе свой собственный кров. Теперь же напротив… Что ответит мне барон Равен, если я дерзну просить у него руки его подопечной, его будущей наследницы? Он заменяет тебе отца, ты находишься в его власти.
– Но только до моего совершеннолетия! Через несколько лет наступит конец опекунской власти старого барона. Тогда я буду свободна!
– Через несколько лет! – повторил Винтерфельд. – А какими будут твои чувства и мысли тогда?
В его словах прозвучал такой робкий вопрос, что Габриэль не то испуганно, не то оскорбленно взглянула на него:
– Георг, неужели ты сомневаешься в моей любви?
– Я верю тебе, моя Габриэль, доверься и ты мне! Ведь мне не первому приходится пробивать себе дорогу, а я привык доверять своим силам и верить в свое будущее. Ради тебя я сделаю все возможное, чтобы создать себе достойную будущность. Ты не должна стыдиться своего выбора.
– Да, тебе следует сделать меня по крайней мере превосходительством, – поддразнила его Габриэль. – Я совершенно определенно решила, что ты будешь губернатором или даже министром… Слышишь, Георг? Я не желаю другого титула!
Винтерфельд вдруг выпустил руку девушки, которую до сих пор все еще держал в своей. Он ожидал совершенно иного ответа на вырвавшееся из самой глубины души признание.
– Ты не понимаешь меня! – воскликнул он. – Да, впрочем, как ты можешь серьезно смотреть на жизнь, если она еще не коснулась тебя!
– О, я могу быть и серьезной, – уверяла Габриэль, – чрезвычайно серьезной. Ты меня совершенно не знаешь.
– Возможно, – проговорил молодой человек с чувством возрастающей горечи. – Во всяком случае я не сумел пробудить твою душу.
Габриэль отлично видела, что обидела его, но предпочла оставить это без внимания. Она продолжала поддразнивать Георга и шутить, призвав на помощь всю свою веселость. Девушка рассчитывала на ту силу, которую не раз уже с успехом применяла, и она оказала свое действие и на этот раз. Лицо Георга мало-помалу стало проясняться; уныние и упреки не устояли перед лукавой улыбкой розовых губок, и когда любимая подняла на него свой взор, он тоже улыбнулся.
Из города донеслись звуки колоколов, возвещавших обеденную пору, и напомнили молодым людям о моменте разлуки. Георг страстно прижал руку молодой девушки к своим губам. Непосредственная близость дач и проезжей дороги мешала более нежным излияниям.
Габриэль, казалось, в самом деле легко мирилась с мыслью о разлуке. На мгновение она как будто стала серьезнее, и в ее глазах даже блеснули слезы, но через минуту юное лицо уже снова сияло весельем. Она еще раз кивнула на прощание и быстро удалилась. Глаза молодого человека, не отрываясь, глядели ей вслед.
– Макс совершенно прав, – как во сне прошептал Георг. – Я и это избалованное, легкомысленное дитя счастья! Почему я полюбил именно Габриэль, столь далекую от меня в том, в чем мы должны быть близки друг к другу? Да, почему… я тем не менее люблю ее?
Несмотря на все противоречия, предостережение друга нашло отклик в душе молодого человека, но что могли поделать благоразумие и трезвые рассуждения против страсти, наполнявшей все его существо? Георг уже давно знал, что не в силах бороться с очарованием, поработившим его.
– Еще раз прошу вас, ваше превосходительство, отменить эти строгие мероприятия. Нельзя же делать весь город ответственным за выступления отдельных лиц.
– Я того же мнения, что не следует поступать так круто. Нетрудно будет найти виновных и обезопасить себя от них.
– Не нужно придавать этой истории столь важное значение, ваше превосходительство. В действительности она не заслуживает этого.
