Джоанна Линдсей - Милая плутовка

Пять лет назад Мак распрощался с морем, но остался при судах; теперь в его обязанности входило проверять исправность каждого судна «Скайларк лайн», возвратившегося в порт.

Когда пятнадцать лет назад умер старый Андерсон, а спустя несколько лет и его жена, Мак добровольно взвалил на себя заботу о детях, хотя был всего на семь лет старше Клинтона. Он следил за их воспитанием, не скупился на советы и обучал мальчишек, а если честно, то и Джорджину, всему тому, что знал о кораблях сам. Не в пример их отцу, который бывал дома между плаваниями не больше одного-двух месяцев, Мак мог провести на берегу до шести месяцев в год, прежде чем ветер странствий опять звал его в путь.

Как это обычно бывает, если человек предан морю больше, чем собственной семье, рождение каждого ребенка у Андерсонов отмечалось тем, что отец отправлялся в плавание. Клинтон был первенцем, и ему сейчас исполнилось сорок. Отец четыре года путешествовал по Дальнему Востоку, после чего родился Уоррен, который был на шесть лет моложе Клинтона, и Томаса от Уоррена отделяют четыре года, ровно а столько же — Дрю от Томаса. Дрю был единственным из детей, рождение которого совпало с пребванием отца дома. Объяснялось это тем, что жестокий шторм изрядно потрепал его корабль и вынудил вернуться в порт. Случившиеся за этим передряги задержали отплытие почти на год, и Андерсон стал свидетелем рождения Дрю и зачал Бойда, появившегося на свет спустя одиннадцать месяцев после брата.

А еще через четыре года появился на свет младший ребенок — единственная дочь. В отличие от мальчишек, которые бредили морем с детства и рано уходили в плавание, Джорджина оставалась дома и встречала каждый возвращающийся корабль. Поэтому неудивительно, что Мак был так привязан к девушке, ибо он провел с ней времени больше, нежели с кем-либо из ее братьев. Он отлично знал ее повадки и трюки, на которые Джорджина пускалась, чтобы добиться своего, и, конечно же, ему следовало быть непреклонным, когда ей пришла в голову эта неслыханная идея. И тем не менее сейчас Джорджина находилась рядом с ним, в баре одной из самых непрезентабельных таверн в порту.

Мак был бы весьма рад, если бы девушка все же поняла, что капризы завели ее слишком далеко. Она нервно озиралась по сторонам, словно щенок, и даже кортик, спрятанный в рукаве, не добавлял ей уверенности и спокойствия. Однако упрямство не позволяло ей уйти до тех пор, пока она не увидит мистера Уиллкокса. К счастью, она предусмотрительно оделась так, что в ней трудно было заподозрить женщину.

Ее тонкие, хрупкие руки скрывали огромные неряшливые перчатки, которые Мак никогда раньше не видел. Они были настолько велики, что ей с трудом удавалось поднимать кружку с элем, который ей заказал Мак. Картину дополняли брюки в заплатах и свитер. Одежда, одолженная у старьевщика, была ей катастрофически велика, зато не давала возможности обнаружить никаких подозрительных выпуклостей, если только девушка не поднимала руки. На ногах ее была пара собственных, уже не поддающихся ремонту ботинок. Каштановые волосы тщательно заправлены под шерстяную шапку, натянутую настолько низко, что она почти закрывала глаза.

Джорджина в этом наряде являла собой весьма жалкое зрелище, однако гармонировала с окружением гораздо больше, нежели Мак, одетый в собственную одежду, пусть не слишком изысканную, но тем не менее заметно превосходящую по качеству одежду находящихся в таверне матросов. По крайней мере до того момента, пока в дверях не показались два джентльмена.

Удивительно, насколько быстро можно заставить замолчать шумную, гомонящую таверну. В мгновенно наступившей тишине слышалось лишь тяжелое сопение да еще шепот Джорджины.

— Что это значит?

Мак не ответил, жестом призвав ее помолчать, во всяком случае, пока посетители пытались определить намерения и настрой вошедших. Очевидно, их просто решили проигнорировать. За столами снова загомонили. Мак взглянул на Джорджину: она сидела, опустив глаза.

— Это не те люди, которых мы ждем, но, судя по виду, господа. Сюда нечасто такие заглядывают, насколько я понимаю.

В ответ раздался шепот Джорджины:

— Разве я не говорила всегда, что у этих англичан надменности столько, что они не знают, что с ней делать?

— Всегда? — хмыкнул Мак. — Насколько я помню, ты стала это говорить с шестнадцати лет.

— Только потому, что раньше я об этом не знала, — недовольным тоном возразила Джорджина.

Она испытывала неприязнь к англичанам за то, что те силой увезли ее жениха; это раздражение не уменьшилось после окончания войны и вряд ли пройдет раньше, чем она заполучит парня назад. Однако свою неприязнь Джорджина не выказывала откровенно, во всяком случае, так полагал Мак. Вот ее братья, те не стеснялись почем зря слать проклятия англичанам уже задолго до начала войны, когда блокада европейских портов, начатая Англией, создала большие препятствия для торговли. Если кто по-настоящему и имел зуб на англичан, так это братья Андерсоны.

Лет десять подряд девушка постоянно слышала, что англичане — надменные выродки, и, хотя в то время это не особенно затрагивало ее, она могла слушать и сочувственно кивать братьям. Однако когда английский произвол затронул лично ее, все изменилось. Правда, она по-прежнему не высказывалась на этот счет столь горячо, как братья. Однако никто не мог усомниться в том, какое презрение и какую антипатию испытывала она ко всему английскому. Просто она выражала свои чувства в вежливой форме.

Джорджина почувствовала изумление Мака, даже не видя его удивленной улыбки. У нее нервна подрагивали ноги, она боялась поднять голову и посмотреть на эту шумную толпу, а Мак нашел повод чему-то удивляться. Ее подмывало взглянуть на вошедших господ, которые наверняка разодеты, как щеголи. Наконец она сказала:

— Уиллкокс, Мак. Вы помните его? Это то, ради чего мы сюда пришли. Может быть, надо…

— Ну-ну, не суетись, успокойся, — мягко перебил ее Мак.

Джорджина вздохнула:

— Простите. Просто мне хотелось бы, чтобы этот парень пришел поскорее, если он вообще намерен здесь появиться. Вы уверены, что его еще здесь нет?

— У него несколько бородавок на щеках и на носу и еще больше — на нижней губе. Это невысокий, коренастый, желтоволосый парень лет двадцати пяти. С такими приметами мы не пропустим его.

— Если только внешность описана точно, — заметила Джорджина.

Мак пожал плечами.

— Это все, чем мы располагаем, во всяком случае, лучше, чем ничего… Обходить все столы и спрашивать каждого я не собираюсь… Боже мой, у тебя волосы выбились, девоч…

— Тс-с! — шикнула Джорджина, не давая ему выговорить до конца опасное слово и одновременно поднимая руку, чтобы заправить предательский локон.