Сказав это, Марк вздохнул.
— И ты, живя в Лондоне целый год, не смог зайти ко мне раньше сегодняшнего вечера? — спросил доктор обиженным тоном.
— Но ты ведь тоже не пытался найти меня в течение этих двадцати лет, — ответил Марк. — Хочешь, я скажу тебе, что привело меня к тебе сегодня вечером, Гуттберт? Это вряд ли польстит остаткам нашей мальчишеской дружбы, даже если бы таковые были! Я думаю, ты понял уже, что человек по природе своей эгоистичен. Меня привела к тебе твоя книга.
— Моя книга! Но я не писал ничего, кроме медицинских заметок.
— Совершенно верно. Как называется твоя книга? Мне кажется, что «Сердечные болезни». Еще задолго до того, как я оставил Австралию, у меня возникло ощущение, что не все здесь в порядке, — тут, он дотронулся до своей широкой груди, — малейший холм заставлял меня подолгу отдыхать. У меня странное сердцебиение, иногда странное чувство, что мое сердце не стучит вообще, бессонные ночи, слабость, короче, дюжина неприятных Симптомов. Обнаружив, что не могу ходить, как раньше, я начал ездить только на лошади. Однако это не решило проблемы. Я начал подозревать себя в капризности и нервозности, начал бороться со своими недугами.
— У тебя не было консультаций у врача?
— Врачей было не так много среди наших ферм. Кроме того, я навряд ли позволил бы незнакомцу осматривать себя. Я думал, что путешествие домой сделает меня здоровее, так оно и случилось. Но домашняя жизнь и эта дождливая погода разбили меня. Короче говоря, я заметил, что потихоньку подошел к концу своей жизни..
— И ты не был ни разу на приеме у врача в Англии?
— Нет. Я думаю, что та уединенная жизнь, которую я вел, может сделать человека диким. Я приобрел антипатию к незнакомцам. Однажды, читая «Таймс», я увидел твое имя в заголовке статьи. Я вспомнил, что твой отец был врачом, и подумал, что могу зайти к тебе, если доктор Олливент, проживающий по Вимпоул-стрит, — тот самый мой приятель, которого я защищал от побоев в Хиллерсли.
— Мой дорогой старый друг, — сказал доктор, протягивая руку своему старому школьному приятелю с большой нежностью, не свойственной ему. — Бог даровал те обстоятельства, что привели тебя ко мне, и, может, благодаря этим обстоятельствам ты вылечишься. Ведь возможно, что эта болезнь сердца есть только эффект естественной депрессии из-за тяжелой утраты и одинокой жизни в Австралии, это могло привести к таким последствиям. Изменение климата, места жительства, новые дела и обязанности…
— Ничего не сделали для меня, — произнес другой с обреченностью.
Доктор Олливент первый раз пристально посмотрел на своего друга как врач. Его острый профессиональный глаз отметил измученное выражение лица, впалые щеки, бесцветные глаза — все это свидетельствовало о подорванном здоровье, если не о серьезном заболевании.
— Приди ко мне завтра утром, — сказал доктор профессионально мягким тоном, — я осмотрю тебя как следует. Думаю, обнаружу, что твои, дела обстоят гораздо лучше, чем ты думаешь.
— Сегодня вечером ничуть не хуже, чем завтра утром, — ответил Марк. Чемни настолько холодно, насколько это позволяла сделать сложившаяся ситуация.
— Почему не сегодня вечером?
— Ну, если ты желаешь, то можно и сегодня. Только я думал, что ты хочешь посвятить этот вечер маленькому дружескому разговору о старых временах и что ты поднимешься в гостиную и позволишь представить себя моей матери.
— Я был бы очень рад познакомиться с твоей матерью и поговорить о старых временах. Но я хотел бы, чтобы сначала вопрос о моем здоровье был решен.
— Пусть будет так. Сними пальто и жилет и не стесняйся, пожалуйста. А я закрою дверь, чтобы никто не помешал нам.
Доктор достал стетоскоп из маленького ящичка под рукой и начал обследование с той профессиональной важностью, которая имеет определенное успокаивающее влияние. Он был человеком, от которого требовалось установить поломку в человеческой машине для того, чтобы сразу ее устранить. Его лицо становилось серьезнее по мере того, как он выстукивал и выслушивал, все сосредоточеннее продолжал он исследование, пока, наконец, после десяти минут, которые показались пациенту бесконечно долгими, доктор оторвал голову от широкой груди Марка Чемни и положил стетоскоп на место. В глазах Олливента была тревога.
— Ты обнаружил, что я не в порядке, — сказал мистер Чемни без малейшего сомнения в голосе.
— Боюсь, что так.
— Давай, почему бы не положить конец сомнениям. Ты ведь все знаешь.
— Я думаю, это болезнь, — ответил доктор. — Было бы неверно отрицать это. Но такой недуг не всегда приводит к смертельному концу. Соблюдая предосторожности, человек может дожить до глубокой старости, несмотря на большие органические нарушения, возможно еще худшие, чем у тебя. Я знал человека, дожившего с такой болезнью до восьмидесяти лет и умершего от бронхита. Ты должен быть очень осторожен, Чемни, это все, что ты можешь сделать.
Затем доктор стал описывать необходимый режим, включающий в себя по преимуществу различные воздержания. Больной должен был чего-то избегать, что-то не делать и так далее, никаких физических усилий, никаких волнений и пораньше ложиться спать.
— Какое жалкое, несчастное существование, — сказал мистер Чемни, когда доктор закончил. — Я думал, что когда приеду домой, то смогу немного побаловать себя: поохотиться с собаками, походить, на яхте, взять мою девочку в кругосветное путешествие, просто пожить, наконец. Но это положило конец всем моим мечтаниям. Если бы не Флора, я думаю, что все изменял бы и взял от жизни, что могу, пока жив. Но у меня нет никого в целом мире, на кого я мог бы положиться и оставить ему мою дорогую девочку, когда я уйду.
— Ты можешь рассчитывать на меня, — сказал доктор Олливент, — и на мою мать.
— Ты знаешь, я имел некоторые соображения об этом, когда шел к тебе сегодня вечером, Гуттберт. Если он, мой Олливент, такой же хороший, приятель, каким обещал быть, может быть, он будет другом и для моей маленькой девочки, когда я умру. И ведь твоя мать жива, не правда ли?
— Да, и проживет еще много лет, храни ее Господь, — отвечал доктор. — Ты должен привести свою дочь сюда завтра, Марк. Я занятой человек, как ты, наверное, догадываешься, но моя мать имеет достаточно времени для дружеских бесед.
— Я приведу ее. Но существует одна вещь, которую ты мне скажешь сейчас, хотя это едва ли нужно говорить. С болезнью такого рода, как у меня, человек может умереть в любой момент, не правда ли?
— Почему… да, в таком случае всегда существует возможность внезапной смерти.
