Он помрачнел, а яркость его зеленых глаз заставило ее содрогнуться.
— Ты говоришь мне, что наш брак не настоящий, что он не узаконен, потому что мы его не скрепили. Ты же не ждешь, что я послушно соглашусь с этим лепетом, не так ли?
— Но это не давало тебе повода нападать на меня!
— А разве нет? — он посмотрел на ее платье, на скромное декольте. А потом заговорил хриплым шепотом.
— Знаешь, что я думаю?
Она покачала головой.
Он прижался к ней бедрами, возбужденной плотью к ее животу. Она вздохнула, почувствовав тупую, пульсирующую боль между ног.
— Это лишь твой хитрый план, чтобы завлечь меня.
— Нелепость…
— Ты направляешь все свои силы, чтобы спровоцировать меня и заставить овладеть тобой.
— Чепуха!
Он подарил ей такую угрожающую улыбку, что от нее живот свело.
— Давай закончим эти игры, Эви, хорошо? Мы с самого начала шли к этому моменту.
Ее сердце заколотилось с предательской скоростью.
— Никогда!
Он перестал улыбаться.
— Упрямая женщина. Значит, я упрощу тебе задачу.
Он наклонил голову.
Отчаяние охватило ее кровь, и она со вздохом опустила голову на бок. Он провел губами по щеке.
Не позволяй ему целовать тебя, Эви! Не становись похожей на бедняжку Линни… восприимчивую и легко поддающуюся мужским уговорам.
Он все же пытался поймать ее рот своими губами.
Она ударилась головой о дверь, стараясь ускользнуть от его приближающихся губ. Посыпались шпильки, и масса ее волос рассыпалась по плечам.
Он обхватил ее лицо обеими руками, зарываясь пальцами в ее волосы, ладонями грея ее щеки, от этого приятного, немного шершавого прикосновения у нее все внутри затрепетало.
В зеленых глазах появился огонь, и она теперь понимала, как этот человек командовал солдатами в сражении. Она сейчас чувствовала, как сражается против него. И проигрывает.
Нос к носу, дыхание смешивалось с дыханием. Пойманная в ловушку, она утонула в страстности его взгляда — в шикарном зеленом цвете освещенного солнцем леса, от которого она не могла скрыться.
И тогда он склонился еще ближе к ней, овладевая ее губами в диком, карающем, жадном поцелуе, единственной целью которого было овладеть ею, поставить на ней свою метку. Этот поцелуй ошеломил ее. Он еще никогда так ее не целовал: не в Литл-Биллингс, не на постоялом дворе. Этот поцелуй был полон гнева и властности. Мужчина потерял над собой контроль.
Ее руки, пойманные между их телами, старались создать своего рода клин. Извиваясь всем телом, она боролась с ним, боролась с собой, не раскрывая губ под его страстной атакой. Твердая дверь за спиной, он, еще более твердый, перед ней, так что она боролась, пока не почувствовала, как все тело совершенно изнемогает.
Она не могла сдаться ему, не могла позволить ему узнать о ее неопытности… и как будто понимая, что так ему ее не победить, он стал целовать ее нежнее. Сначала верхнюю губку, осторожно покусывая ее, засасывая ее себе в рот, нежно касаясь языком.
Голод охватил ее тело, в особенности живот, а пульсация между ног усилилась. Ее тело смягчилось, тая от его прикосновений.
Он опустил руки на ее бедра, прижимая ее к своей возбужденной плоти. Она поднялась на цыпочки и подалась вперед, чувствуя, как пульсация теперь становится почти болезненной.
Она знала, что делает… знала, что играет с огнем.
— Я не хочу этого, — выдавила она, отрываясь от его губ. Ее хриплый от желания голос свидетельствовал о том, что она лжет. Сглотнув, она снова заговорила.
— Пожалуйста.
Эти завораживающие глаза разглядывали ее покрасневшее личико.
— Неужели?
Она выскользнула из ловушки между ним и дверью, неловко выставив руки перед собой. К счастью, он ее отпустил.
Подняла руки к волосам, но ущерб уже был нанесен. Никакой надежды привести их в порядок теперь. Сложив руки над напряженным животом, она попыталась забыть о том, что он видит ее с разметавшимися волосами и губами, пульсирующими после его грубого поцелуя.
Мужчина смотрел на нее блестящими глазами, ужасными в своей леденящей красоте, отчаянном голоде. Он хотел ее, как бы невероятно это ни звучало, но это правда. И это было нечто большее, чем желание зачать наследника. Не так ли?
И тут она подумала, что, вероятно, его огромное желание не относится к ней… а вызвано женщиной внизу. Хотя он, казалось, совершенно не выказывал нежных чувств к Адаре, но Эви была уверена, что у них что-то было, что-то большее, чем просто отношения невестки и деверя. И совсем другой жар охватил Эви, когда на нее нахлынула подавленность.
Он подняла подбородок.
— Почему ты на мне женился? — спросила она, чувствуя в голове яростный водоворот мыслей. — На самом деле? Дело ведь не просто в чести и долге?
— Я тебе уже говорил. Мой долг: жениться и заполнить детскую. Долг обеспечить тебя и Николаса, — она увидела, как от гнева на его щеке задергалась мышца. — Женитьба на тебе показалась мне удобной.
Эви подошла к двери, говоря:
— Это из-за нее?
Он озадаченно смотрел на нее:
— Из-за кого?
— Леди Адары.
Его ледяные зеленые глаза стали еще холоднее, если такое вообще возможно.
— Адара больше ничего для меня не значит.
— Больше, — повторила Эви. Это слово словно ножом ударило ее в сердце. Это не считается. У нее не было права испытывать ревность из-за женщины в его прошлом. Она не имела права ревновать к женщинам в его настоящем.
Эви сглотнула комок в горле.
— Она теперь тут, значит, довольно важна. Кто она тебе? — она услышала, как ее голос стал металлическим, слышимым словно издалека.
В груди появилась тупая, пульсирующая боль. Она коснулась этого места через платье, как будто могла так избавиться от этого ощущения. Это просто договоренность. Почему ей так больно?
И снова этот тик.
— Адара вышла замуж за моего брата. А не за меня…
— А ты хотел жениться на ней? — это не должно было быть так важно для нее. Это случилось давным-давно.
Он помолчал, потом признал ее правоту:
— Да. Она согласилась сбежать со мной, потом выбрала моего брата.
— Очевидно, она все еще неравнодушна к тебе.
Он пожал плечами.
— Но меня это больше не касается. Я даже не понимаю, зачем мы сейчас это обсуждаем.
Потому что она сейчас здесь.
— Так значит, поспешная женитьба на мне сразу после возвращения в Англию не имеет к ней никакого отношения? — спросила она, крепко обнимая себя руками.
Спенсер пришел в такую ярость, что она едва сумела сдержаться и не отступить назад.
