— Если нам станет известно, что затевается нечто подобное, мы сразу же доберемся до сути дела, уж будьте уверены.
— Господин посол, это все, о чем мы просим. Мы были бы чрезвычайно благодарны за любую информацию, которую вы сможете нам предоставить. — Он сделал паузу, потом продолжил: — Кстати, сэр, позвольте показать вам изображения на лезвии. Они очень необычны. — Гейбриел выдернул кинжал из крышки стола и показал его турецкому послу. — Видели ли вы подобные символы когда-нибудь прежде?
Гейбриел напряженно следил за выражением лица турка и заметил, как тот побледнел, увидев странные маленькие знаки у основания лезвия, не имеющие отношения к выдержке из Корана, выгравированной на ручке.
— Нет. Я никогда не видел такого, — ответил посол. — Можно мне взять это с собой, чтобы показать знающим людям? Возможно, кто-нибудь из них сможет определить, что это означает.
Гейбриел кивнул:
— Разумеется, сэр. Мы были бы очень благодарны. Стараясь, чтобы не заметили его испуг, турецкий посол поднялся с кресла и откланялся.
— Заверьте ее высочество, что я сделаю все, что в моих силах, чтобы собрать всю возможную информацию, которая способствовала бы более надежной ее защите.
— Мы благодарим вас, сэр, — сказал Гейбриел и поклонился турку на восточный манер, прижав руку к сердцу.
Посол раскланялся в свою очередь, пожелал Гриффу доброго вечера и поспешил уйти.
Гейбриел подумал, что было бы весьма любопытно узнать, что известно этому человеку о символах, изображенных на кинжале. Судя по всему, эти загадочные знаки сильно встревожили его.
Как только закрылась дверь, его всегда вежливый зять обрушился на него в совершенно нетипичном для него приступе гнева.
— Какого черта ты устроил этот балаган?
Гейбриел рассвирепел.
— Прошу прощения?
— Ты ждешь, чтобы я поверил, будто эта девчонка самоуправствует, не считаясь с тобой? Ты участвовал в этом представлении, и не отрицай этого! Неужели ты не понимаешь, какой катастрофой это могло обернуться?
— Но ведь все обошлось, — сдержанно сказал он.
Грифф сердито взглянул на него, но несколько сбавил тон.
— Гейбриел, ты не можешь позволять этой девушке выступать подобным образом. Боже милосердный, поскольку ты рос с такой вспыльчивой особой, как твоя сестра, можно было бы подумать, что ты сумеешь получше справиться с принцессой!
— Справиться с ней? — У него даже лицо побагровело от обидных слов родственника. — Я думал, что моя обязанность — защищать ее, Грифф.
— Да, от себя самой, если потребуется, а также от потенциальных убийц.
— Извини, старина, но тебе не кажется, что ты слишком высокомерно относишься к ней?
— Ты так считаешь?
— Не надо недооценивать эту женщину. Ее высочество — это не просто хорошенькая девушка, родословная которой соответствует нашим целям. Она молодая — это правда, но очень храбрая, и у нее больше мозгов, чем у иного мужчины.
— Вот как? — оказал Грифф и, сложив на груди руки, пристально посмотрел на него. — Только не говори, что и ты попал под ее обаяние.
— Конечно, нет! Что за глупости! — сердито пробормотал Гейбриел. Вопрос в лоб смутил его; он возразил автоматически, но не совсем честно. — Я просто подумал, что тебе следует относиться к ней более справедливо, вот и все.
— Не забудь, что София не одна рискует собой. Для нас тоже очень многое поставлено на карту. Нельзя, чтобы она, ни в чем толком не разобравшись, предъявляла обвинения союзникам Англии…
— Она не виновата, это была моя идея, — признался Гейбриел. — И она сработала, не так ли?
— Что ты имеешь в виду?
— Ты видел, как отреагировал посол, увидев изображения на лезвии? И ты все еще думаешь, что у Софии нет веских оснований подозревать турок?
— Не знаю. Все возможно! — в смятении воскликнул Грифф. — Али-паша кажется наиболее вероятным подозреваемым, но зачем бы ему делать это? Конечно, этот мерзавец выигрывает от нового договора гораздо больше, чем мы. Что касается султана Махмуда, то я вообще не вижу, какая ему польза от того, что он причинит вред девчонке.
Гейбриел, прищурив глаза, задумался.
— Скажи, а что за человек этот султан?
Грифф пожал плечами.
— Махмуд широко известен как реформатор. Он удивительно восприимчив к западному образу жизни. Конечно, он предпочитает нам французов, но является сторонником мирного сосуществования. Если он и доставляет кому-то проблемы, так это русским. Они все еще грызутся из-за контроля над Дарданеллами.
Гейбриел кивнул.
— Но если бы мы имели дело с его предшественником, — медленно сказал Грифф, — с его единокровным братом Мустафой Четвертым, я бы наверняка с большим доверием отнесся к обвинениям Софии. Тот был опасным и злобным религиозным фанатиком. Он предал своего единокровного брата, султана Селима, еще одного реформатора, чтобы взять власть в свои руки. Он убил его в гареме.
Мустафа окружил себя визирями и шейхами, которые хотели искоренить все западное влияние и вернуть Оттоманскую империю во мрак Средневековья. Но Мустафа, к счастью, правил страной совсем недолго. Сторонники нынешнего султана Махмуда уничтожили его. Я не могу представить себе, зачем, имея у власти столь разумного человека, как Махмуд, Порт-Сублайм вдруг предпринял бы такую авантюру, как попытка прибрать к рукам Каврос.
— Да, что-то не похоже, — согласился Гейбриел. — Возможно, посол сможет пролить какой-то свет на все это. Не думаю, что поведение Софии так уж сильно его обидело.
— Откровенно говоря, она дошла до грани, правда, не переступила ее.
— Не забудь, что ее пытались убить, Грифф. И мы пока не знаем кто и почему. Она боится.
— Ей очень повезло, что у нее есть ты, — искоса взглянув на него, сказал Грифф. — На сей раз все сошло с рук, но будет лучше, если это не повторится. А как твой родственник я напоминаю, что ты тоже должен быть осторожнее и не преступать роковую черту, мой друг.
Гейбриел осторожно взглянул на него. Все-то этот человек понимает.
— Я поговорю с Софией, — заверил его Гейбриел. — Сообщи мне, если посол узнает что-нибудь интересное, хорошо?
Грифф кивнул, не сводя с него проницательного взгляда, и Гейбриел ушел.
Шагая по замку в направлении королевских апартаментов, он чувствовал себя виноватым перед своим родственником из-за того, что не рассказал ему откровенно о своих чувствах к Софии. Но он и сам был не уверен ни в своих, ни в ее чувствах или даже в том, позволят ли ему оставаться в этой должности, если станет известна правда. Перестав копаться в собственных эмоциях, он задумался о более практических вопросах: права ли София, уверенная в виновности Али-паши, или прав Грифф, настаивавший на том, что Ужасный Турок не рискнет нарушить свой новый договор с Британией. Потом он вспомнил недавно возникшие подозрения относительно того, что один из ее греческих телохранителей, возможно, оказался предателем.
