— Поехали к королеве! — воскликнул «рыцарь» и звонко хлопнул по округлой попке.
Король и королева стояли посередине комнаты с важным видом. Рука Клемента блуждала по шелковистой коже Алике на обнаженных ягодицах, но лицо его продолжало сохранять суровый вид.
— Рыцарь «толстого дротика» приветствует Ваше величество и Ее высочество.
«Король» слегка склонил голову и сделал то же самое с головой своей подруги, на минуту отвлекшись от ее попки.
— А что у тебя за кобылка, рыцарь?
Донат слез с Жакот и похлопал по изогнутой спинке.
— Это сарацинская лошаденка породистых кровей, мессир, — с гордостью поведал «рыцарь».
— Его величество желает на ней прокатиться, — важно проговорил «король».
— Только не уезжайте далеко, кобылка может понести, — учтиво раскланялся барон.
Клемент подошел к Жакот и почему-то стал взбираться на нее сзади.
— Ваше величество, может вам помочь взобраться на лошадь?
— Ну что вы «рыцарь», я еще сам в состоянии объездить эту красавицу. — С этими словами Клемент стал вводить свое орудие все дальше и дальше между нежных складок девочки, да так, что Жакот застонала от боли и подалась вперед.
— С вашего разрешения, мессир, я развлеку пока королеву, — поклонился другу «рыцарь толстого дротика».
Граф уже был не в силах что-либо пояснять, так как всецело занялся «лошадкой». Тогда Донат подошел сзади к «королеве» и, прислонившись к ее ягодицам затвердевшим «дротиком», прошептал ей прямо в розовое ушко:
— Ваше высочество, — его рука обвила девушку вокруг талии и прижала крепко к себе, так что она почувствовала горячий столб у себя между бедер, — пока короля нет, можно я покажу вам что-то?
Алике застонала в ответ что-то нечленораздельное, но в этот момент Донат толчком ввел в нее свое «толстое» орудие сзади так, что девственница вскрикнула от жуткой боли.
— Ничего, ничего, ваше высочество, вот мы и познакомились, — прошептал барон и замер на мгновение.
— Как мне нравятся такие нетронутые козочки, — бормотал «рыцарь», а его рука блуждала по грудям, плоскому животу и опускалась ниже, к рыжим зарослям между своих ног. Насладившись минуту, не больше, Донат стал совершать резкие поступательные движения. Впрочем, он довольно быстро обмяк и извергся горячим потоком. Барон вынул свое орудие и повернул девушку лицом к себе. По щекам «королевы» из-под закрытых век стекали обильные слезы, а посиневшие губы красавицы дрожали.
— Не плачь, малышка, сейчас вернется наш король…а где он? — барон обернулся.
Клемент упер свою «лошадку» лбом в стену и ожесточенно толкал ей своим «горячим жезлом» в «круп» так, что оба сильно раскачивались. При этом время от времени граф делал круговые движения худосочным тазом. Вероятно, последние предназначались для удовлетворения желаний подруги. Но Жакот не разделяла переживаний «наездника», только закусив до крови нижнюю губу, ожесточенно молчала. Наконец и Клемент затих. Граф слез с «лошадки» и качающейся походкой приблизился к скамье, где стоял вожделенный сосуд с наливкой. Жадными глотками мужчина отхлебнул из кувшина и повернулся к барону.
— А что ты сделал с моей королевой, негодник?
Донат шутливо отскочил от Алике, прикрывая окровавленный «дротик».
— Мы только побеседовали чуть-чуть, мой король.
— Я и сам теперь хочу поговорить с королевой, — возразил граф и взяв Алике за руку увлек ее в сторону широченной кровати, специально изготовленной по заказу барона для любовных оргий.
— А я тогда поеду… — пробормотал Донат и направился к своей «кобылице».
Оргия продолжилась. Клемент насладился Алике, задрав ее стройные ноги под самый полог резной кровати, а барон занялся черноволосой «кобылкой», уложив ее рядом с подругой.
Когда мужчины устали, барон кликнул Матильду, и та принесла обильные закуски: копченых рябчиков, маринованную телятину, соленых угрей. Кстати оказалось и кислое вино, недавно поруганное графом. Пирушку друзей нарушил шум во дворе замка. Показав красное насиженное пятно на толстой заднице, барон нагнулся, чтобы выглянуть в окно. Там он увидел женщину в темном плаще с капюшоном.
— О, как ты во время! — крикнул барон гостье и помахал рукой.
У женщины заняло немного времени, чтобы дойти до «гарема». Ни один мускул не дрогнул на ее круглом лице при виде обнаженных мужчин и двоих девиц. Граф и барон даже пальцем не двинули, чтобы прикрыть свои измученные тяжелой работой поникшие «дротики». Женщина склонилась в подобострастном поклоне.
— Как там поживает наша старая знакомая со своим новым мужем? — барон лениво почесал свое хозяйство.
— Никаких хороших новостей для вас, господин, — неуверенно проговорила осведомительница, — новый граф постепенно овладевает сердцем Клариссы. Но этого и следовало ожидать — ведь он очень красив.
— Да, старик Донат, — с хохотом вмешался граф Шатрский, — ничего не вышло у тебя с женитьбой на этой штучке — у нормандца, как видно, есть чем ублажить красотку!
Расстроенный барон так посмотрел на кузена, что тот сразу затих:
— Ладно, ладно, друг мой, уже и пошутить нельзя!
— Пойдем, оденемся, Клемент. Нужно послушать, что нам еще расскажут о новом графе Мелана.
Позавтракав, граф встал из-за стола и вышел во двор. По небу плыли кавалькады кучевых облаков. Сквозь них прорывались яркие лучи и сверкающими проблесками бродили по голубому небу. Ночная гроза прошла Мелан стороной, и небо стало стремительно очищаться. Солнце так ослепительно светило, что казалось, будто сама земля испускает свет и тепло. День обещал быть жарким и душным, и птицы радовались хорошей погоде, описывая круги по воздуху и звонким пением приветствуя солнце.
— Ну, вот что, красавица, сейчас мы с тобой поедем в лес, — объявил Ингмар, вернувшись в зал. Погода и впрямь приглашала на прогулку.
— Ты норманнский варвар, Ингмар — совершенно не умеешь обращаться с француженками, — кокетливо запротестовала Кларисса, — надо было вчера сказать, что поедем гулять.
Молодая женщина и сама была не прочь развеяться, но особенности характера заставляли ее противиться. Язык как будто самостоятельно заявлял то, что она вовсе не хотела говорить.
— Какая разница? — удивился хевдинг, — Да и не знал я вчера, что сегодня будет такая чудесная погода.
Мужчина подошел к жене и обнял ее за талию.
— Поедем, милая, не капризничай.
Постепенно Ингмар, даже против ее воли, начал завладевать сердцем Клариссы. Она стала замечать за собой, что ей нравится его могучая фигура, что не вызывает прежнего раздражения его повелительный голос, когда он командует ее слугами. Графиня отметила про себя, что ей уже нравится, что теперь муж взял на себя большинство забот и дел по управлению графством. Конечно, на жене графа по-прежнему осталась лежать ответственность за порядок в замке. Кларисса распоряжалась созданием и сохранением припасов на зиму, ей подчинялись работники кухни, она следила за чистотой и порядком — муж, как и обещал, не вмешивался в мелкие покупки, которые она делала. Но как хорошо стало, что Ингмар взял на себя командование дружинниками! С этим грубым народом графине было очень нелегко справиться — они явно не желали подчиняться женщине. Правда, она злорадно ожидала последствий порки караула, заснувшего на страже. Ей казалось, что франки возненавидят норманнского захватчика. И каково же было удивление Клариссы, когда она обнаружила, что после порки никто из наказанных не затаил злобы на нового графа. Оказалось, дружинники, которые прозевали кражу корабля, только больше стали уважать нового хозяина за твердый характер. Вдобавок любители поспать, получив назначенные удары плетей, как бы искупили свою вину. Ингмар придерживался такого правила: получил наказание — вины больше нет. Хевдинг давал возможность каждому из своих подчиненных в дальнейшем делом доказать, что проступок был лишь досадным недоразумением. После порки франки стали нести службу не хуже их товарищей норманнов. Да и вообще отношения между франками и дружинниками Ингмара сразу же после свадебного пира стали довольно дружественными. И здесь не обошлось без влияния Ингмара. Граф с первого дня не делал разницы между людьми разной национальности. Правила были одинаковы для всех, наказания и поощрения тоже. Так, за спасение драккара хевдинг наградил дорогими кинжалами двух франков и трех викингов, а за сон на дежурстве приказал выпороть пятерых франков. Все, и даже выпоротые, считали приказ норвежца справедливым. Кларисса сама видела, как, поднявшись со скамьи после порки, любители поспать сами подходили к графу и, принеся свои извинения, обещали в дальнейшем быть примерными дружинниками. Это поразило женщину — она никогда не отдавала распоряжений о физических наказаниях.
