Она одарила его легкой улыбкой.
– Я знаю. Но не хочу терять это драгоценное время и принимать скороспелое решение, основываясь на каких-то слухах. Послушайте, Локлейн, я знаю, что вы устали. Мы с вами пережили ужасные времена с тех пор, как приехали сюда. И чтобы теперь все оказалось напрасным – это просто немыслимо.
Они оба погрузились на какое-то время в молчание, пока Мюйрин не произнесла тихим голосом:
– Возможно, есть еще один выход, хотя было бы нехорошо сейчас оставить все наши надежды.
Локлейн нахмурился:
– Я не совсем понимаю, что вы хотите сказать.
– Я сама не совсем понимаю.
– О чем вы? Мюйрин вздохнула.
– Я нашла документы на дом в Дублине, который Августин купил пару лет назад.
– Дом? В Дублине?
– Значит, и вы о нем ничего не знали? – удивленно спросила Мюйрин.
– Абсолютно ничего, – подтвердил Локлейн, не задумываясь о том, насколько неосведомленным в делах Августина он выглядит.
– Вот я и думаю, что его нужно продать. Съемщиком в настоящее время там является миссис Барнет. Если она захочет выкупить дом, мы сможем не только уплатить налоги, но и вернуть сумму, которую банк требует за закладную.
– Это, конечно, лучше, чем продавать поля, но…
– Да, я знаю, даже если миссис Барнет окажется в состоянии выкупить дом сразу же, у нас все равно какое-то время не будет денег. Кроме того, неизвестно, не заложен ли дом, может быть, я нашла ненужные, потерявшие ценность бумажки?
– Все это мы скоро выясним, – Локлейн старался подбодрить ее, несмотря на тяжесть, лежавшую у него на сердце.
Она снова пролистала бумаги.
– Что ж, пожалуй, мне стоит съездить в Дублин, чтобы на месте во всем разобраться и посмотреть, что можно сделать.
– Но вам незачем ехать туда прямо сейчас, Мюйрин, – возразил Локлейн, не желающий с ней расставаться. – Почему бы вам не отправить предварительные запросы по почте?
– Да-да, я сделаю это. Мне не хотелось бы надолго покидать поместье. Тем более когда здесь столько работы. Но пока вам не стоит беспокоиться, Локлейн. Сейчас мы еще на плаву.
– Лишь до тех пор, пока что-нибудь опять не случится, – проворчал Локлейн.
– Сплюньте, – суеверно сказала она, постучав пальцами по столу. – Мы как на войне, но должен расплодиться скот, да если учесть стоимость моих свадебных подарков, я думаю, все образуется.
– Мюйрин, что касается продажи дома в Дублине…
– Ну? – спросила она, отрывая глаза от бумаг и глядя на него.
Локлейн проглотил стоявший в горле комок.
– Вам не кажется, что для вас лучше было бы продать Бар-накиллу и жить в Дублине? Посмотрите, как вам здесь живется – сплошные трудности и тяжелая работа. А там вы могли бы стать жемчужиной дублинского света. В конце концов, это поместье вас только обременяет.
Мюйрин поняла, что он ее испытывает. Она поднялась со стула, подошла и обняла его. Затем села к нему на колени и мягко промолвила:
– Это я вас обременяю. Я постараюсь больше этого не делать, обещаю. Вы очень помогли мне. Я вам так благодарна, что трудно передать словами. Поэтому больше никогда не предлагайте мне уезжать отсюда и становиться украшением высшего света Дублина. Теперь моя семья и друзья здесь.
Локлейну хотелось ей поверить, но он не мог избавиться и от своих сомнений, как не мог побороть желание, вспыхнувшее в нем, когда их губы слились в волнующем поцелуе. Он теребил мочку ее уха и бормотал:
– Ты уже управилась с делами на сегодня?
– Да.
– Тогда как насчет отдыха?
Мюйрин встретила его взгляд и всем телом потянулась к нему. Продолжая его целовать, она встала с колен Локлейна и взяла его за руку, приглашая тоже встать. Задув свечи, они обнявшись поднялись наверх. Оказавшись в своей комнате, она повернулась к нему, и они, охваченные всепоглощающей страстью, бросились в объятия друг друга, не в состоянии добраться до кровати.
–Мюйрин, прости за… – начал было Локлейн, поглаживая мягкую кожу ее живота.
Поцелуем она закрыла ему рот.
– Ни слова больше, Локлейн. Когда мы разговариваем, то только и делаем, что ссоримся.
– Но я уверен, ты об этом когда-нибудь пожалеешь, – выдохнул он, прижимаясь к ней щекой, держа ее в крепких объятиях и сгорая от желания.
– Я не хочу думать о будущем. Когда я здесь с тобой, как сейчас, Локлейн, я просто хочу быть здесь и сейчас, – вздохнула она, укладывая его на спину и сама ложась сверху. Желание охватило их обоих, и Локлейн все думал, почему он продолжал желать Мюйрин даже в порыве страсти. Их пылкие поцелуи, страстные прикосновения приносили удовлетворение, и все же он чувствовал, что страсть его неутолима.
Он был безумно увлечен Тарой или, по крайней мере, так думал, но это было больше, чем страсть, – почти наваждение. Он опрокинул ее на влажные от пота простыни и наслаждался каждой частичкой ее плоти, пока она не забилась в экстазе. Она запустила руку в его волосы, без конца повторяя его имя, выгибаясь на кровати так неистово, что едва, не столкнула его на пол. Он с трудом удержался и наконец вошел в нее. Наивысшая точка наслаждения была всепоглощающим взрывом, призывом к вечной любви и пониманию, к будущему, которое они себе пока не могли представить. Но были уверены, что никогда не смогут жить друг без друга.
Когда она наконец успокоилась, он прижал ее к себе и ощутил слезы у нее на щеках.
Мюйрин рассмеялась и поцеловала его, широко раскрыв свои объятия, словно желая согреть его сырой, промозглой ночью, и они начали засыпать. Локлейн успел подумать, что это слишком хорошо, что все это восхитительный сон, который рано или поздно закончится. Как и Тара, Мюйрин тоже уйдет.
На следующий день он изо всех сил старался держаться от нее подальше, но вечером, не в силах заснуть, беспокойно метался по коттеджу, пока все-таки не отправился в особняк. Взяв свечу из подсвечника, он пошел искать Мюйрин в кабинет, в библиотеку, а затем осмелел и поднялся в ее комнату. Она, в одной ночной рубашке, как раз подбрасывала в камин торф. Ее тяжелые волосы небрежно спадали с плеч, и она радостно улыбнулась, когда он вошел.
– Я ждала тебя!
Она нежно улыбнулась и, бросившись в его объятия, увлекла его на кровать.
Роман Мюйрин с Локлейном продолжался весь март. Обоих беспокоило, сколько же он останется незамеченным, но ни один из них не хотел первым поставить точку в их отношениях. Для них стало негласным правилом никогда не говорить о будущем.
Дни шли своим чередом, и Локлейн поймал себя на том, что он побаивается Мюйрин днем – такой холодной, спокойной и рациональной. Ему хотелось, нет, ему было необходимо отделить эту Мюйрин от той женщины, которую он сжимал в объятиях ночью, когда, сжигаемый страстью, приходил в ее комнату на несколько неповторимых часов.
