Мюйрин посмотрела ему вслед и направилась в сарай, пытаясь подавить закипавшее внутри желание.
Локлейн вошел в кухню никем не замеченный и услышат голос Броны, восхищенно рассказывающей Шерон о том, как умело Мюйрин стала управляться на кухне.
– Никогда бы не подумала, что она хоть один день продержится, не говоря уже о месяце. И похоже, у нее получается все, за что она берется.
– К тому же она умеет читать и писать, – с завистью от метила Шерон. – Хотела бы я уметь писать письма, да еще так легко, как она.
– Я уверена, что, если попросишь, она и тебя научит. Что-то говорилось о том, чтобы открыть школу для детей, когда все немного наладится. Знаешь, я слышала, что шотландцы очень холодные и надменные люди, но она ведь не такая, правда?
– Совсем не такая. На занятиях по шитью она просит называть ее просто Мюйрин, и хотя никто из нас не умеет держать в руках иголку, она очень терпелива к нам.
– А как ты относишься к тому, что она собирается сшить нам новые платья к лету? – взволнованно спросила Брона. – С тебя уже сняли мерки?
– Еще нет, но ты должна взглянуть на эскиз моего платья. Оно как будто из тех светских журналов, в которых пишут, какой очередной фортель выкинула королева и все такое, – восхищалась Шерон.
Локлейн молча слушал, как они восторгались Мюйрин, и придвинулся поближе к камину.
– Так вы думаете, она счастлива здесь? И она захочет остаться? – спросил он.
– Да поможет нам Господь, если это не так, – ответила Брона. – Я слышала, что с новыми правительственными налогами большинство хозяев не смогут удержаться на плаву. И что им придется выгнать всех крестьян. Если Мюйрин уйдет, мы окажемся на улице, как и все остальные несчастные.
– Где вы услышали эту сплетню? – резко спросил он.
– Я слышала об этом на рынке на днях, когда продавала деревянные тарелки и другие вещи, сделанные нашими мужчинами. Там сказали, что английское правительство повысило налоги и что землевладельцам теперь придется платить гораздо больше. С мужчин и женщин теперь будут брать одинаковую плату, а за двоих детей нужно будет платить, как за одного взрослого, – сообщила ему Брона.
Локлейн нахмурился, проведя в уме некоторые расчеты.
– Нас здесь сто человек. Если это правда, Мюйрин вскоре понадобится очень большая сумма денег.
Брона и Шерон обменялись тревожными взглядами. Локлейн встал со своего стула у камина.
– Что ж, пока не имеет смысла это обсуждать. Поживем – увидим, не так ли?
Женщины согласно кивнули, но в кухне вдруг будто потемнело. Женщины звали мужчин на ужин гораздо менее бодрыми голосами. Слух быстро облетел все поместье, несмотря на то, что Локлейн не видел пока оснований для беспокойства.
Когда ужин закончился, вместо того чтобы остаться шить или заниматься резьбой по дереву, все один за другим разошлись по своим холодным домам, чтобы лечь и забыться, пока крик петуха не возвестит о начале нового тяжелого трудового дня.
Локлейн не увидел Мюйрин за ужином. Надеясь разубедить ее в достоверности последних слухов, он отправился на поиски. Он-то знал, чем она пожертвовала ради осуществления своих планов, а теперь вот какие-то новые налоги! Неужели все их усилия окажутся напрасными?
И еще. Счастлива ли Мюйрин? Локлейн всегда восхищался тем, как ей удавалось все, что она затевала в поместье, при этом никто не слышал ни единой жалобы, какой бы трудной и неприятной ни была работа.
Однако она молода и богата. Стоит ей захотеть вернуться в Шотландию к отцу и пожаловаться на свои финансовые трудности, ее, скорее всего, примут обратно в круг семьи. Она могла бы удачно выйти замуж, забыв обо всех бедах, или даже найти кого-то, кто согласится вместо нее принять владение Барнакиллой.
Мысль о том, что Мюйрин снова выйдет замуж, наполнила его непостижимым ужасом. Он торопливо направился в коровник, чтобы увидеть ее снова.
Мюйрин удивленно взглянула на него, когда Локлейн сказал:
– Мне нужно поговорить с вами о поместье.
– Хорошо. Я как раз заканчиваю. Через пару минут… – откликнулась она, пытаясь скрыть напряженность. Она закончила сбивать масло и передала лопатку Сиобан, которая пришла проверить, все ли готово для утренней поездки в Кловер.
Затем она пошла в дом и поднялась наверх, на ходу развязывая фартук, снимая платок и распуская свои черные локоны. Она волновалась, мечтая вернуться к долгим, легким беседам, которые они вели до той роковой ночи, которая, казалось, была давным-давно.
Всего несколько дней назад они могли работать бок о бок много часов подряд, понимая друг друга без слов. Теперь он казался чужим.
Неужели нельзя доверять ни одному мужчине? С грустью думала Мюйрин.
Они вошли его в кабинет и сели за стол.
– Ну, в чем дело? Проблемы с бухгалтерскими книгами?
– Да нет, не совсем. Меня сейчас больше волнуют слухи о новых налогах, которые я узнал в кухне.
– Это не слухи, это правда, – ответила Мюйрин, отводя взгляд от его серо-стальных глаз.
Локлейн возмутился:
– Но почему вы не сказали мне?
– В последнее время мы не очень-то часто с вами разговариваем, не так ли? – тихо сказала она с нескрываемой обидой в голосе.
Локлейн ослабил ворот рубашки.
– Я был очень занят.
– Я тоже. Но, по-моему, сейчас не стоит поднимать такой шум. Поскольку суд назначен на тринадцатое число, остается всего чуть больше недели до того, как мы поймем, чего нам ждать. Предлагаю дожить до этого, а потом уже нервничать.
– Но ведь суд может продолжаться несколько недель. Вы знаете это так же хорошо, как и я!
Она устало откинулась на спинку стула.
– Простите, Локлейн, но налоги так высоки, что мне нечем вас утешить. Можно продать часть скота и попытаться через Нила продать еще часть моих акций. Кроме того, мы всегда можем продать пару полей мистеру Стивенсу.
– Вы, наверное, шутите? Мюйрин недовольно поморщилась.
– Я знаю про давнюю вражду между двумя семьями, но на самом деле мне это безразлично. Не травой же нам питаться, а? Что хорошего, если меня арестуют за долги? Так что, если не удастся придумать ничего другого, я продам поле.
– Можно продать плантацию в северо-восточной части имения, – почти обреченно предложил Локлейн.
– Да, но на что мы будем жить, если свернем лесной бизнес? То же и с животными. Если их продать, у нас не останется ничего, что дает поместью прибыль. Мне хорошо заплатили бы за жеребца и кобылу, но не лучше ли их оставить, а продать жеребенка?
– Вы, безусловно, правы, но на все это понадобится время, которого у нас сейчас очень немного.
Она одарила его легкой улыбкой.
– Я знаю. Но не хочу терять это драгоценное время и принимать скороспелое решение, основываясь на каких-то слухах. Послушайте, Локлейн, я знаю, что вы устали. Мы с вами пережили ужасные времена с тех пор, как приехали сюда. И чтобы теперь все оказалось напрасным – это просто немыслимо.
