Она открыла глаза, посмотрела на него, но ничего не сказала. Поцелуй стал более жарким. Софи погладила Криспина по спине, изучая и запоминая рельеф его мускулов, ощущая, как они приходят в движение, когда он обнимает ее. Она провела по золотистой поросли на его груди, потом ее руки скользнули вниз и завладели его набухшим членом.
Все его планы и даже зловещие слова «шесть дней» померкли перед этим прикосновением. Воля его была парализована; он стонал, ощущая, как она массирует его член.
— Возьми меня, Криспин, — выдохнула Софи ему в ухо. — Я хочу ощутить тебя внутри себя.
Окончательно его сбили с толку даже не ее слова, а то, как она произнесла его имя. И еще, конечно, близость ее тела. Криспин задыхался от напряжения. Он схватил ее руку, поднес к губам и поцеловал.
— Ты уверена? — Он решил проявить осторожность.
— Я знаю, чего хочу, — без тени колебания ответила Софи. — Я хочу тебя.
Криспин поднял ее на руки и посадил к себе на колени так что ее атласные бедра обвили его талию, лишая Криспина остатков самообладания. Он напоминал себе о необходимости действовать медленно, чтобы не причинить ей боль. Это было особенно трудно, потому что он желал ее с такой звериной необузданностью, с какой человеческая воля совладать не могла.
Софи задохнулась от восторга, прикоснувшись к его возбужденному естеству. Криспин поймал ее блуждающий взгляд:
— Ты уверена, что хочешь этого?
Софи кивнула, будучи не в силах вымолвить ни слова, но отчетливо понимая, чего она хочет от него.
— Абсолютно уверена? Это может быть сначала больно. Это может…
— Я хочу ощутить тебя внутри себя, Криспин. Я никогда ничего так сильно не хотела, — вымолвила Софи, прижавшись к нему изо всех сил.
Криспин задохнулся от восторга. Софи улыбалась ему и стонала то ли от боли, то ли от наслаждения. Она дарила ему свое тело, и Криспин был счастлив получить такой бесценный подарок.
Софи не чувствовала боли, только огромное наслаждение оттого, что он проник в ее лоно.
— Криспин, — стонала она, — это рай. Я хочу, чтобы это длилось вечно. — Она прижалась к нему грудью и поцеловала в губы.
Криспин взял ее обеими руками за голову, притянул к себе и впился страстным поцелуем в губы, раздвигая их кончиком языка. Этот поцелуй стал последней каплей, переполнившей чашу. Софи прижалась к нему, и он услышал ее счастливый смех. Продолжая смеяться, она извивалась всем телом, чтобы продлить непередаваемое ощущение, пронзившее ее, и Криспин наконец был сполна вознагражден за свое терпение.
Их тела все еще посылали друг другу пульсирующие сигналы, Криспин все еще был внутри ее, когда Софи перестала смеяться, поцеловала его в шею, затем в плечо и склонила голову ему на грудь.
— Мы можем повторить это еще раз? Точно так же? — спросила она, отдышавшись.
— Нет, — решительно ответил Криспин. Он испытывал странное чувство. С момента его последнего любовного похождения прошло не так много времени, чтобы он забыл, на что это похоже. Он знал, что обычно это не бывает похоже на пробуждение ото сна в прекрасном мире, наполненном фантастическим светом, запахами, цветом и вкусом, о существовании которых ты никогда раньше даже не подозревал. Обычно после этого не появляется ощущение, что ты вдруг оказался дома после долгого пути.
— Нет? — переспросила Софи, оторвав голову от его груди и испуганно глядя на него, встревоженная его ответом и долгим молчанием.
— Нет. Во всяком случае, не так, как было. — Он нежно поцеловал ее в лоб. — Существует еще много разных вещей, которые стоит попробовать.
— Давай попробуем. Прямо сейчас.
— У нас много времени впереди, — солгал он, ласково обнимая ее. — А теперь, tesoro, пора в постель.
— Что ты сказал? Как ты назвал меня? — встрепенулась Софи, игравшая кудряшками на его груди.
Это слово вырвалось у Криспина невольно, как если бы он говорил сам с собой.
— Я сказал tesoro. Это означает «сокровище».
— Tesoro, — повторяла Софи вслух, пока Криспин на руках нес ее в спальню и укладывал в огромную постель под шелковым покрывалом. Когда он лег рядом, она взяла его руку и положила себе между ног.
— Спасибо, — тихо вымолвила она, благодарная за те восхитительные ощущения, которые он ей доставил. — Спасибо тебе за… — Не закончив фразы, Софи провалилась в глубокий сон.
Криспин смотрел, как умиротворенно она спала, доверчиво свернувшись калачиком рядом с ним, любовался ее чертами, смягченными лунным светом, волосами, разметавшимися по подушке, восхитительной грудью, равномерно вздымающейся при каждом вдохе, и чувствовал себя обитателем рая.
Облака только начинали розоветь, когда слуга бесшумно закрыл за собой дверь конюшни Сандал-Холла. Прижав к груди грязную тетрадку, он оглядел окна, чтобы убедиться, что за ним никто не следит, и направился вниз по Стрэнду. Вскоре он остановился, потоптался на месте и, оглядевшись на пустынной улице, шмыгнул в соседнюю аллею.
Старая нищенка, сидевшая на земле напротив Сандал-Холла, поднялась и последовала за ним. Она двигалась проворно и энергично и теперь выглядела моложе, чем казалась на первый взгляд. Вдруг она замерла на месте. Аллея была пуста. Слуга со своим тщательно составленным сообщением о том, что происходило минувшей ночью в висячем саду на втором этаже особняка лорда Сандала, бесследно исчез.
Камень влетел в открытое окно спальни, задел плечо Криспина и упал на подушку рядом с головой Софи. Криспин протянул руку и нащупал предмет, который так грубо разбудил его. Веки Софи едва заметно дрогнули, она повернулась к нему лицом и сонно спросила:
— Уже пора?
— Что пора?
— Пора попробовать сделать то, что мы не успели ночью? Ты сказал, что еще многое осталось.
— Так и есть, tesoro, но, я думаю, нам лучше подождать с этим, — ответил он, ласково гладя ее по волосам. — К чему спешить?
— Хорошо. Разбуди меня, когда придет время, — пробормотала Софи и, устроившись поудобнее рядом с ним, снова заснула.
Несколько минут Криспин любовался ею и наслаждался ощущением ее близости, совсем забыв о том предмете, который держал в руке. Он даже стал подумывать о том, что время у них действительно есть, но память о профессиональном долге вернула его с небес на землю. Осторожно перевернувшись на бок, чтобы не разбудить Софи, Криспин поднес странный предмет к глазам.
На ощупь это был обычный камень, завернутый в бумагу. Но Криспина однажды уже пытались отравить ядовитой пылью — стоило ее вдохнуть, и уже через пять минут наступала смерть. Эта пыль была насыпана в складки письма, выглядевшего совершенно невинно. Кроме того, как-то раз он был едва не взорван бомбой, которая внешне напоминала обычный камень, но была напичкана порохом. Поэтому сейчас он разворачивал камень с величайшей осторожностью, однако, как выяснилось, напрасно. Камень оказался просто камнем, а лист бумаги — просто листом бумаги.
