— Мне девятнадцать.
— Девятнадцать! Ха, да с тобой надо держать ухо востро! Того и гляди, угодишь в Сан-Квентин[3]! — Флинн весело рассмеялся собственной шутке, стараясь подавить смутное разочарование. В свои тридцать три ему и в голову бы не пришло связаться с девятнадцатилетней соплячкой. Внезапно он показался себе настоящим стариком.
— Господи, ну как прикажешь тебя понимать? — с улыбкой попеняла ему Мелисанда. — Что еще за Сан-Квентин?
— Ну… — Флинн посмотрел на нее и решил воздержаться от комментариев. — Это просто означает, что ты оказалась гораздо моложе, чем я думал.
— Выходит, я показалась тебе очень старой?
— Нет, это я оказался стариком!
— И насколько же ты стар? — Ее улыбка сделалась еще шире.
— Тридцать три, — ответил Флинн, не спуская с нее внимательного взгляда.
Она расхохоталась — тем самым звонким заразительным смехом, что так удивил его еще в Мерстане, в самом начале их знакомства.
— Уж не надеетесь ли вы сделаться моим покровителем, мистер Патрик? Ну скажи, что ты пошутил! Тебе можно дать двадцать пять лет, не больше!
— Нет, я не шучу и ни за какие деньги не соглашусь снова стать двадцатипятилетним!
— Это правда? — Мелисанда посерьезнела и всмотрелась в его лицо. — Тебе целых тридцать три года?
— Это еще не значит, что я постарел! — почему-то принялся оправдываться он.
— Но я готова поклясться чем угодно — ты не выглядишь на столько! — Она явно сомневалась в том, что Флинн не пытается ее одурачить. — У тебя нет ни единого седого волоска. А твое тело…
Тут она почему-то смутилась, и на нежных щечках появился очаровательный яркий румянец. Господи, до чего же она хороша! Флинн так задумался, что не сразу обратил внимание на ее слова, и удивленно воскликнул:
— А при чем тут мое тело?
— Ну, у тебя слишком хорошая фигура! — отважно выпалила она. — Я заметила это нынче утром. У мужчин не бывает такой фигуры в тридцать три года.
— Это все я накачал.
— Тебе часто приходилось качать насос? — Она была несказанно рада сменить тему.
— Нет, — рассмеялся он, — мне приходилось качать мышцы, ходить в спортзал, делать там специальные упражнения.
— Спортзал?
— Ну, понимаешь, это такое место для физических упражнений. Гимназиум.
— Ах да. — Она кивнула. — И ты там работал? Наверное, это была физическая работа? Ты не похож на разнеженного джентльмена…
— Хотя был бы не прочь им стать. Я писатель.
— Писатель! — Кажется, это ее обрадовало. — Значит, ты обучен грамоте?
— Конечно, обучен. Я что, по-твоему, полный идиот?
— Нет-нет, ты не идиот, я просто… Ведь у нас очень немногие владеют грамотой. И что же вы пишете, мистер Патрик?
— Ну, когда-то я был журналистом, но в последнее время пишу речи. В основном для наших сенаторов.
— А разве они сами не могут их написать? — недоуменно нахмурилась Мелисанда.
— Нет — если хотят показаться достаточно умными.
— Держу пари, что среди господ из палаты лордов найдется немало таких, которым пригодятся твои услуги! — рассмеялась она. — Хотя мне не верится, что такой странный обычай приживется по эту сторону Атлантики! Разве кто-то захочет признаться в том, что ему не хватает ума самому сочинить приличную речь?
— Но и у нас никто в этом не признается. Они твердят о том, что им не хватает времени.
— Понятно. Ловко придумали! Значит, ты все же должен иметь какое-то образование, иначе тебе не разрешили бы писать речи для сенаторов! Где же ты учился? А твои родители? Они тоже образованные люди?
— Конечно. Я окончил колледж, как и мои родители. Полагаю, ты без опаски могла бы включить нас в разряд самых образованных людей в стране!
— Но тогда ты должен владеть языками! К примеру, французским?
— Нет, — покачал головой Флинн. — В колледже я прошел начальный курс испанского языка, но сейчас все забыл. Пожалуй, теперь моих знаний хватит лишь на то, чтобы заказать в ресторане котлеты.
— Так, значит, ты вовсе не обучен языкам? Может, ты хотя бы читаешь по-латыни или по-гречески?
— Ну, ты и скажешь! — рассмеялся Флинн. — Да скорее свиньи научатся летать, чем я начну читать по-латыни!
— Ты не знаешь латынь! Значит, ты невежда! — Она едва скрывала свое разочарование.
— Невежда? — Флинн снова рассмеялся. — Ты говоришь это так, будто я человек, лишенный права голоса! Впрочем, не важно. Я каждый день читаю газеты.
— Газеты! — Она презрительно фыркнула. — Они никогда не пишут ни о чем серьезном. Разве что тебя интересует последняя мода. — Мелисанда окинула его наряд многозначительным взглядом и добавила: — Хотя по тебе и не скажешь. Или ты вращаешься в свете? В этом случае тебе действительно необходимо быть в курсе последних сплетен.
— Да плевать я хотел… — Флинн покосился на нее и продолжил: — Сплетни меня не интересуют.
— Ну, это уже что-то. И верхом ты тоже не ездишь?
— По собственной воле никогда. — Его передернуло при одном воспоминании о ночной скачке на обезумевшем старине Боне.
— Ты фехтуешь?
— Господи, да, конечно, нет! — Он с усмешкой добавил: — Такой ерундой балуются только сосунки!
— Но ты по крайней мере должен уметь танцевать, не так ли?
— Терпеть не могу танцы.
— Но ты с ними знаком?
— Пожалуй, знаком, но не с теми, которые танцуешь ты. — Флинн посмотрел ей в лицо, не в силах отделаться от знакомого тоскливого ощущения собственной неполноценности.
Она вздохнула, явно утомившись от расспросов.
— Эй, Мел, только не вздумай снова задирать передо мной нос, хорошо? — попросил он. — Потому что, да будет тебе известно, в тех местах, где я жил, со мной считались. У меня были деньги, престижная работа, дорогая машина, большой дом. И вообще я молодец и умница!
— Да-да, этого у тебя не отнимешь, — ехидно согласилась она.
— Впрочем, кому какое дело, — с досадой продолжал он, чувствуя, что отношение к нему в очередной раз изменилось, — все равно, если мне повезет, утром я уже буду дома.
— Но ты ведь должен знать, что до Америки к утру тебе не добраться, — озадаченно возразила его спутница.
— А ты не бойся! — воскликнул он с напускной наглостью. — Я не такой болван, каким ты меня считаешь! Я просто угодил в ситуацию, осмыслить которую ты не в состоянии. Черт побери, я и сам мало что понимаю! Насколько мне известно, все должно кончиться тем, что утром я проснусь и снова окажусь дома. Не просто дома, в Америке, но в Америке 1998 года. Ты можешь считать меня полоумным, но там и есть мой дом, Мелисанда. Я понятия не имею, как меня занесло в ваше время, но я действительно попал сюда из такого далекого будущего, какое тебе и не снилось.
