Филипп вздрогнул. Второе предупреждение Серны касалось поэта. «Не дружи с поэтами. Эти люди будут тебе соперниками. Они принесут зло детям Эллин». Эшли Уилкс, кажется, такое имя Серна сказала, будет у внука этого идиота. Если это он.
— Сэр, как вас зовут? — спросил он владельца коричневых штиблет.
— Джекки Уилкс — поэт, к вашим услугам, — отрекомендовался юноша. — А вас?
Поезд застучал колесами. Филипп подождал пока вагоны не проплывут мимо. Запрыгнул в последний, почтовый, и помахал рукой юному мистеру.
— Это вам не обязательно знать, мистер Поэт.
И поезд унес Филиппа в Милуоки, а неизвестный постоял на перроне, задумчиво глядя вслед исчезнувшему Филиппу, и зашагал под солнцем в сторону салуна.
Навстречу ему выехали два ковбоя. Пит и Эрни.
— Эй, приятель, — завидев неизвестного господина, крикнули они. — Не хочешь ли пропустить стаканчик и сыграть партию в покер?
Молодой поэт, ничего не ответив, прошагал мимо.
— А зря. Сдается нам, мы тебя уже подвозили этой ночью.
— Это был не я, — буркнул неизвестный, — наверное, тот мистер, что уехал на поезде.
— А ты куда путь держишь?
— Мне в редакцию газеты надо.
— Куда-куда?
— Я поэт. Матушка послала меня свои стихи показать в городе. Я приехал в редакцию.
Редакции были новым делом на этой земле. В них на первых страницах печатали адреса целителей интимных недугов. На второй — сведения о пропавших и продающихся рабах, а на третьей — личные послания частных граждан друг к другу, если они, конечно, составляли цвет общества. Стихов в газетах той поры не печатали.
— Вот так новость! — воскликнул Пит.
— Да ну? — изумился Эрни. — Редакция! А мы думали, что в наших краях только лис убивают. А оказывается, и стихи пишут. Эй, Пит, ты знаешь хоть один стих?
— Знаю. «Сидит милка Салли на моих коленках, а мои коленки ей проткнули попку».
— По такому поводу надо выпить. Эй, мистер, как вас звать? — Всадники гарцевали вокруг парня с саквояжем. Им хотелось раскрыть его и посмотреть содержимое.
— Джекки Уилкс — поэт.
— Тогда салуна не избежать. Выпьем за встречу, — Пит и Эрни, соскочив с коней, взяли под руки растерявшегося поэта и поволокли его в салун.
Здесь начинаются приключения Джекки Уилкса, человека, внук которого принес много горя дочери Эллин Робийяр, но об этом чуть позже.
…После завтрака, во время которого Эллин упала в обморок, девушку заперли в ее спальне, а две старухи стали готовить дочерей Робийяра к отъезду.
Готовившийся в тайне отъезд Пьера Робийяра в Саванну пришлось открыть всем слугам. Нянька Ду чувствовала себя последней дурой. Она не могла смотреть в глаза Лево и Право.
Весть, что кто-то из домашних выдал себя за мистера Робийяра и всю ночь, в нарушении приказа, отсутствовал в имении, моментально облетела всех. К черным близнецам приставали любопытствующие слуги и допытывались, кто бы это мог быть. Ду понимала, что эта новость дойдет до Робийяра.
О планах самого хозяина было известно очень мало. Бабушка Робийяр не проговорилась, что настоящей причиной внезапного отъезда хозяина было получение некоего таинственного письма, адресат и содержание которого остались неизвестны старухам. Это письмо было причиной смертельной бледности, покрывшей чело Робийяра, когда он ознакомился с его содержимым.
Не обращая внимание на состояние двух сестер, уважаемые матроны готовились к отъезду. Бабушка Робийяр и ее подружка миссис Покасьяк с пристрастием рылись в вещах девочек, отбирая самое необходимое. До отъезда оставалось чуть больше суток…
…После того, как Филипп, никем не замеченный, проник в поезд, следующий до Милуоки и дальше, юношу охватил страх. Он гадал — найдет он или нет свою Эллин на платформе Милуоки, как то предсказала Серна. Он сидел на жестких тюках с письмами, которые некогда развозил, и думал о правде: есть ли она в мире? А поезд катился, оглашая необъятные просторы стуком, лязгом, пыхтением и басовитым гудком…
…После того, как два бравых ковбоя, Пит и Эрни, потащили в салун маленького поэта, встретившегося им на станции Вайоминг, мироощущение чувствительного юноши изменялось с каждым толчком в спину, которым друзья-ковбои награждали непоспевающего за ними в салун стихотворца. Им не терпелось позабавиться. Они предложили парню попробовать подзаработать: продать его новый городской костюмчик и купить взамен поношенный, как у настоящего мужчины.
— У нас тут есть любитель хороших костюмчиков — убеждали новоявленные друзья, — Коричневый Арчи, неплохой парень. Тебе надо поменяться с ним одеждой. Он из нас самый бывалый. Ты же хочешь узнать жизнь? — ревели ковбои, — почувствовать природу наших штатов. Это ты поймешь, только проведя ночь в салуне.
Арчи, которому ковбои предлагали продать костюм поэта Джекки, был тот самый человек, что много лет спустя убьет свою жену, застав ее в одной постели с братом, и сам попадет на каторгу. Это был тот Арчи, который одно время будет охранять Скарлетт О'Хара от наглых черных, но почувствует к дочери Эллин такую ненависть, что проклянет в ее лице весь женский пол. Это был тот необузданный человеческий тип, который только и чувствует себя полноценным, пока карает то, что кажется ему заслуживающим кары.
Эрни и Пит довели несчастного Джекки Уилкса до салуна и втолкнули его туда…
…Запертая в своей комнате Эллин сидела у окна и считала мух, умерших у нее в спальне за дни ее черной меланхолии.
«Мухи мрут, а я нет».
Приезд двух старух затмил в ее голове все прочие ужасы. Этот приезд означал только одно: неминуемую разлуку с Филиппом.
Эллин предалась просто воспоминаниям. Она вспомнила случай из отрочества. Эллин начиталась романов Бульвер-Литтона и почувствовала, что ей необходимо влюбиться. Единственным подходящим мужчиной был единственный кузен. Как всегда, верной помощницей оказалась Евлалия…
…Эллин искала поводов остаться наедине с Филиппом, чтобы объяснить ему, что его положение изменилось — он стал героем ее сердца. Юная Евлалия, которая читала романы старшей сестры, подсказала ей выход из положения и научила, что делать.
Эллин воспользовалась ее советами. С ней вдруг стали происходить странные вещи, когда Филипп оказывался поблизости. Эллин стала неожиданно для себя самой разбивать вазы, фамильные сервизы. Она испытывала приступы дурноты и тихонько, так, чтобы не услышали по всему дому, кричала: «Помогите».
Доверчивый Филипп неизменно к ней кидался, обхватывал ее за талию, приподнимал слабеющее тело, укладывал в кресла. Эллин была на седьмом небе от его прикосновений. «Соли, соли», — слабо шептала она и думала о том сладком миге, когда однажды флакончик с ними окажется не рядом на тумбочке, а за вырезом ее лифа и тогда…
