Рэнни все-таки не поехал: утром у него началась такая страшная головная боль, что он почти ничего не видел. Летти съездила по просьбе тетушки Эм в город, чтобы пополнить для него запас настойки опия, и встретила там Джонни Ридена. Друг Рэнни был свободен и вернулся с ней в Сплендору пообедать. Когда он услышал о свадьбе, то сразу же предложил свои услуги в качестве сопровождающего, сказав, что это как раз одно из его любимых развлечений, и к тому же ему нечем заняться в этот вечер.
Дом, где праздновали свадьбу, построенный из выдержанного кипариса, был простым и скромным. К открытому, как вольер для собак, центральному холлу примыкали по бокам по одной большой комнате, а заднее крыльцо вело на приподнятый над землей сеновал, где можно спать. В доме не имелось даже обычной гостиной — обе комнаты заставлены кроватями, где обычно спало это большое семейство, и только у камина оставалось место для гостей. Одну комнату полностью освободили для свадебной церемонии и последующих танцев; свободные стулья выставили в открытом центральном холле и на переднем крыльце на случай избытка гостей.
Протестантская свадебная церемония тоже была довольно простой. Невеста в платье из голубого батиста с букетом из белых и алых роз в руках и жених в белом атласном жилете, с бантом из белого атласа на лацкане, вышли на середину. Священник, объезжавший округу, в черном фраке и пыльных сапогах, произнес подобающие слова. Было немного слез и очень много объятий и поцелуев. Потом все бросились к праздничному столу.
Из уважения к сану священника, и поскольку многие женщины практиковали воздержанность, в стоявшем на столе фруктовом пунше не было ни капли алкоголя. Напитки покрепче подавались на кухне и на заднем дворе, где мужчины и парни собирались у колясок и фургонов. Угощение состояло из жареных кур, куриных клецок в соусе, ветчины, кукурузных оладий, яблочных, кокосовых и лимонных пирогов, сладкого заварного крема, горячих булочек и, конечно же, свадебного торта, глазированного множеством яичных белков с кокосом.
Закуски подавали на тарелках, которые можно унести туда, где было место, чтобы присесть где угодно — от стола в кухонной пристройке до ступенек переднего крыльца. Некоторое время не было слышно ничего, кроме стука ножей и вилок о тарелки. Покончив с едой, гости поставили тарелки там же, где сидели, и несколько слуг бросились собирать их, чтобы унести на кухню и помыть. После еды мужчины и женщины в возрасте, отрезав себе по кусочку жевательного табака, расположились на крыльце, а тем временем юноши, девушки и молодые женатые пары начали созывать музыкантов.
После первого вальса для жениха и невесты раздалась веселая быстрая музыка — в этих местах предпочитали хороводы, кадрили и шотландские пляски. Женщины были в ситцевых и льняных платьях, сшитых дома, и лишь немногие — в шелковых и атласных. От дам исходили ароматы роз, сирени и яблоневого цвета, а мужчины пахли лавровишневой водой, кукурузным виски и нафталином, который предохранял их костюмы от моли. В теплом вечернем воздухе эти запахи смешивались со стойкими ароматами блюд. Лица раскраснелись, звучали громкие веселые голоса, ноги шаркали и топали по нанесенному на пол песку. Половые доски ходили ходуном; стены, казалось, раскачивались вместе с танцорами, отплясывавшими кадрили в открытом холле.
Привезенных детей уложили на тюфяки на сеновале, с ними были несколько пожилых женщин, присматривающих, чтобы дети не свалились с лестницы. Старики собрались на заднем крыльце подальше от шума. Там они жевали табак, сплевывали его на двор и разговаривали о видах на урожай, о лошадях, политике и приглушенными голосами о ночных всадниках. Летти, выскочив на крыльцо, чтобы вдохнуть воздуха, услышала несколько слов и сразу поняла, о чем идет речь. Однако старики тут же замолчали, как только она появилась. Это не удивило Летти, но все же несколько расстроило.
Наконец жених и невеста покинули гостей. Они уехали в коляске, украшенной белыми лентами, а за ней, по обычаю, волочилась связка старой обуви. Тут же начались разговоры о том, чтобы устроить новобрачным шуточную серенаду, кошачий концерт со звоном в колокольчики и стуком по кастрюлям, так как все знали, что ночевать они будут недалеко, в доме старшей сестры жениха. Однако мать невесты резко отвергла эту идею, и скрипачи начали очередную кадриль.
Тетушка Эм танцевала с отцом невесты, а Летти кружилась с Джонни Риденом, но они не собирались долго оставаться после отъезда молодых. Головные боли у Рэнни в последние дни участились, это беспокоило тетушку Эм, и она хотела поскорее вернуться. Они уехали одними из первых, и некоторое время до повозки доносился целый хор голосов — слова прощания и приглашения поскорее приехать еще.
Коляска легко катилась по песчаной дороге, освещенной луной; лица обдувал приятный встречный ветерок. Расслабленные от обильной еды и питья, приятно уставшие, они молча ехали вперед. Тетушка Эм, у которой Летти стала замечать повадки свахи, настояла, чтобы Летти села впереди, рядом с Джонни, а они с Салли Энн устроились сзади, рядом с Питером, спавшим на тюфяке между ними. Но внимание Джонни целиком притягивала дорога, и Летти позволила себе поразмышлять о дружелюбности и доброте людей, с которыми она в этот вечер познакомилась. Ее поразило, что при такой трудной жизни они выглядели вполне довольными. Очевидно, не очень много нужно для счастья. Почему же тогда она не может быть счастливой?
«На самом деле все совсем не так просто, как кажется, — подумала Летти, припомнив подслушанный обрывок разговора. — Некоторые из мужчин, присутствовавшие на свадьбе, наверняка тоже надевают по ночам белые простыни и разъезжают по окрестностям, наводя ужас на освобожденных невольников и чиновников-„саквояжников“».
— Можно вас кое о чем спросить? — обратилась Летти к сидевшему рядом Джонни. — Правда ли, что все, что касается ночных всадников, покрыто завесой таинственности? Или же люди сразу прекращают разговоры о них, когда я появляюсь, из-за того что я женщина?
Джонни резко повернул голову и долго пристально смотрел на нее.
— Это зависит от того, каких ночных всадников вы имеете в виду, пробормотал он наконец.
— То есть?
— Кое-кто называет ночными всадниками Рыцарей Белой Камелии, кто-то называет так джейхокеров.
— Я говорю о Рыцарях — о тех, кто надевает белые простыни.
— Джейхокеры тоже надевают простыни, когда им это удобно.
— Но тогда ведь легко запутаться…
— А они именно этого и добиваются.
— Да, я понимаю, — задумчиво сказала Летти.
— А то, что они замолкают при вашем появлении, вполне объяснимо. Вы женщина и, кроме того, человек посторонний.
