– Для меня – достаточно.
Он отступил, сохраняя дистанцию между ними.
– Ты вдруг стала очень уверена в себе.
Она осмелилась на еще один шажок. Он напрягся, как будто почуял опасность. Мудрый мужчина. Она намерена быть опасной. Намерена раздавить его хрупкие сомнения и сделать своим возлюбленным. Кожу ее покалывало от чувственного предвкушения.
У нее вырвался смешок:
– Ради всего святого, Меррик! Ты вздрагиваешь, как кошка в грозу.
Он не улыбнулся.
– Не вижу ничего смешного.
– А я вижу. С самого моего приезда ты не отходил от меня ни на шаг, буквально дышал мне в затылок, а теперь ведешь себя, как викарий с заблудшей прихожанкой.
Он отвернулся, и ей пришлось напрягать слух, чтобы расслышать его слова:
– Когда ты убежала прошлой ночью…
Сидони схватила его за руку. Она приготовилась к неприятию, но он не пошевелился, только мышцы напряглись под ее ладонью.
– Я была глупой девчонкой, испугавшейся того, чего не понимала. Джозеф, ты сказал, что эта неделя предлагает мне свободу, которой у меня больше никогда не будет. Пусть не сразу, но я все же поняла, что ты прав. До сих пор моя жизнь была пустой и скучной. Не отсылай меня назад в холод без воспоминаний о радости, которые будут согревать меня.
Откуда взяла она смелость сказать такое? Ей никогда не приходилось ни с кем вот так разговаривать. Она была слишком занята укреплением обороны, чтобы позволить Джозефу заглянуть к себе в душу. Сейчас Сидони подала бы ему себя на блюде, если бы он попросил. Он не просил, но она все равно подавала. Голос ее охрип от слез.
– Не вынуждай меня умолять, Джозеф.
Он тяжко вздохнул, и на этот раз, когда он повернулся к ней, Сидони осознала, что что-то изменилось. Но по-прежнему не увидела того пыла, которого ожидала. Лицо его, кажется, сделалось еще суровее.
– А если ты забеременеешь?
Ладонь ее стиснула его руку, и она с трудом удержалась, чтобы не топнуть ногой. Господи, да что же с ним такое?
– Вчера это тебя не волновало.
Впервые уловила она у него на лице проблеск юмора.
– Вчера страсть совершенно затмила мой разум. Сейчас же я относительно нормален. Скажи мне, прекрасная Сидони, что будет, если ты забеременеешь?
Чума его забери! А он куда более жесткий противник, чем она ожидала. Жесткий и умный. Если она надеется добиться своего, ей надо быть еще жестче и еще умнее.
– Мы с Робертой это обсуждали, – сказала она онемевшими губами.
Форсайты – не плодовитое семейство. Мать Сидони за долгие годы своего брака произвела на свет двоих дочерей. Роберта за восемь лет родила двоих сыновей. Велики шансы, что если Сидони останется с Джозефом, то не забеременеет.
На него это, похоже, не произвело впечатления.
– И состряпали какой-нибудь безрассудный план в духе твоей сестры.
– Ты жесток, – хрипло проговорила она, роняя руку и отступая назад.
Он покачал головой.
– Нет, я просто хочу, чтобы ты посмотрела на вещи реально, а не через розовые очки. Вчера, amore mio, ты была мудрее, когда убежала.
У Сидони вырвался гневный возглас:
– Если ты так стремишься отослать меня прочь, зачем тогда называешь такими словами?!
Джозеф слегка расслабился.
– Ты права. Это несправедливо. Мое превращение в принципиального человека не полное, bella, но я стараюсь.
Взгляд ее не дрогнул.
– Беспринципным повесой ты мне нравился больше.
– Сомневаюсь. Так расскажи, что вы с Робертой придумали?
– Поселюсь в каком-нибудь тихом месте как вдова и буду жить тихо и незаметно на свое наследство. Это очевидное решение, если я… если у меня будет ребенок. – Взгляд Сидони сделался резче при виде его нескрываемого неодобрения, хотя она признавала, что план звучит неубедительно. – А еще Роберта говорит, что есть способы предотвратить зачатие.
– Неужели?
Щеки ее загорелись.
– Так они есть?
– Нет ничего абсолютно надежного.
Она судорожно втянула воздух. Это больше похоже на спор о цене на хлеб, чем на вступление в четырехдневное райское блаженство.
– Тебе не стоит беспокоиться.
Он взял ее за руку. Это был первый раз за сегодняшний вечер, когда он дотронулся до нее. Возможно, она все же добилась некоторого успеха.
– Я не беспокоюсь. – Он произнес это так, как тот мужчина, который подарил ей несказанное наслаждение. От такой резкой перемены у Сидони голова пошла кругом.
– Нет? – Она вздохнула и обхватила его пальцы своими. Теперь, когда он прикоснулся к ней, она не собиралась сдаваться.
– Если забеременеешь, я хочу, чтобы ты дала слово, что скажешь мне об этом.
– Не думаю…
– Я хочу, чтобы ты дала мне слово, что скажешь мне об этом – и мы поженимся.
Она была потрясена и попыталась выдернуть руку.
– Поженимся? Мы с тобой?
Губы его вытянулись в кривую ухмылку.
– Прошу, не щади мои чувства.
Она оцепенела, ужаснувшись тому, куда завело ее собственное безрассудство. Да, она дошла до той точки, когда готова была доверить Джозефу свое тело, но мысль о том, чтобы доверить ему свою жизнь, испытывала на прочность те преграды, которые она столько лет возводила.
– Ты же знаешь, я не хочу выходить замуж.
Вся веселость пропала с его лица.
– Мой ребенок не будет расти ублюдком.
– Ты же не хочешь жениться на мне.
Он вскинул брови.
– Бывает жребий и похуже.
От потрясения губы ее онемели.
– Но я не хочу выходить за тебя.
– Это ясно, но таково мое условие.
Она вся подобралась, и на этот раз он отпустил ее.
– После всех ухаживаний, и… поцелуев, и обещаний соблазнения ты отошлешь меня домой, если я не соглашусь на это твое условие?
Он упрямо выпятил подбородок, хотя в глазах его она прочла сожаление.
– Нелепо, не правда ли?
– Вчера ты этого не говорил.
– Да, вчерашняя ночь оказалась полезным предостережением о последствиях эгоистичного стремления к удовольствию.
– Ты тогда не думал о беременности? Это кажется неправильным.
– Неправильным казалось поднимать эту тему слишком рано.
Она нахмурилась.
Зачем, ну зачем он это делает? Почему не подхватит ее на руки и не отправит поцелуями на небеса?
– А сейчас правильно?
Лицо его омрачилось.
– Знаю, что я не подходящий муж ни для кого, Сидони.
– Ни один мужчина не может быть подходящим мужем, – угрюмо отозвалась она, бросая вызов тому, что, она надеялась, было всего лишь блефом. – Пожалуй, мне все же следует вернуться в Барстоу-холл.
Прежде чем Джозеф заговорил, она поняла, что он не смягчится. Конечно же, нет. Слишком хорошо понимает он позор незаконнорожденности.
– Ты свободна.
Свободна вернуться к своей скучной, однообразной жизни в Барстоу-холле. Свободна отказаться от единственного шанса на запретное удовольствие. Свободна больше никогда не увидеть Джозефа Меррика. От этой мысли все внутри у нее похолодело.
