— Спасибо.
Я села на единственный свободный стул. Перед уходом Леонард одернул расшитый галунами капитанский мундир, слишком большой для него.
— Капитан Леонард! — окликнула я его, повинуясь неожиданному импульсу.
Он обернулся с вопросительным выражением на лице.
— Позвольте спросить, сколько вам лет?
Он заморгал и напрягся, но ответил:
— Мне девятнадцать, мэм. Всегда рад служить вам, мэм.
И с этими словами он исчез.
Девятнадцать! Признаться, на миг я остолбенела. Разумеется, я видела, что он молод, но не думала, что настолько. Обветренное, загорелое и осунувшееся от напряжения, усталости и недосыпания лицо выглядело самое меньшее лет на двадцать пять.
«О боже! — мысленно воскликнула я. — Он ведь еще ребенок!»
Девятнадцать. Ровесник Брианны. И в таком возрасте он неожиданно оказался командиром, и не просто командиром, а командиром корабля, да не просто корабля, а военного корабля королевского флота, и не просто военного корабля, а корабля, который поветрие лишило четверти экипажа и фактически всего командного состава. Я чувствовала, как страх и ярость, клокотавшие во мне первые несколько дней, начали убывать по мере понимания того, что он похитил меня не из-за высокомерия или невежества, а от полнейшего отчаяния.
Ему требовалась помощь, так он сказал. Ну что ж, тут он был прав, и я действительно ее оказывала. При воспоминании о том, что творилось в лазарете, у меня вырвался глубокий вздох. Как бы то ни было, я должна была сделать все, что в моих силах.
На столе лежал открытый судовой журнал с незаконченной записью. На странице осталось влажное пятнышко: во сне капитан пустил слюну. Чувствуя одновременно и жалость, и раздражение, я перевернула страницу, желая скрыть еще одно свидетельство его уязвимости.
Мой взгляд скользнул по слову на странице, и по моей спине пробежал холодок. Я кое-что вспомнила. Когда я разбудила его, капитан, увидев меня, произнес «миссис Фрэ…», прежде чем спохватился. И на странице мое внимание привлекло то же самое имя — «Фрэзер»! Он знал, кто я такая и кто такой Джейми!
Быстро поднявшись, я заперла дверь на засов, обезопасив себя от чьего-либо внезапного появления, после чего села за капитанский стол, разгладила страницы и принялась за чтение.
Я перелистала журнал назад в поисках записи трехдневной давности о встрече с «Артемидой». Манера ведения судового журнала капитана Леонарда отличалась от его предшественника и была очень лаконичной, чему, учитывая его крайнюю занятость в последнее время, удивляться не приходилось. Большая часть записей касалась навигации, курса и координат, с перечислением имен умерших за день людей. Встреча с «Артемидой», равно как и моя скромная персона тоже удостоилась занесения в журнал.
«3 февраля 1767 г. Около девятой склянки мы повстречали "Артемиду", небольшой двухмачтовый бриг, следовавший под французским флагом, и запросили помощь тамошнего корабельного врача. Судовой хирург К. Малкольм, поднявшись к нам на борт, по сию пору находится у нас и заботится о больных».
«К. Малкольм», а? Ни слова о том, что я женщина. Возможно, он считал это не относящимся к делу, но не исключено, что не хотел привлекать внимания к этому факту. Я перешла к следующей записи.
«4 февраля 1767 г. от палубного матроса Гарри Томпкинса мною получена информация о том, что суперкарго брига "Артемида" известен ему как преступник по имени Джеймс Фрэзер, скрывавшийся также под именами Джейми Рой и Александр Малкольм.
Названный Фрэзер является мятежником и вожаком контрабандистов, за чью поимку королевской таможней объявлена награда. Сведения получены от Томпкинса после того, как оный побывал на "Артемиде". Я не счел возможным преследовать "Артемиду" в силу полученного приказа считать первоочередной задачей доставку нашего пассажира на Ямайку, однако обещал вернуть на "Артемиду" их корабельного хирурга, и когда это произойдет, Фрэзер может быть арестован.
Двое членов экипажа скончались от поветрия, которое лекарь с "Артемиды" называет брюшным тифом. Джо Джасперс, палубный матрос, СС. Гарри Кеппл, помощник кока, СС».
На этом ценные сведения исчерпывались: записи следующего дня касались навигации и фиксировали смерть шести человек, к имени каждого были приписаны буквы «СС». Что они означают, я не знала, но сейчас мне было не до этого.
За дверью раздались шаги, и я едва успела отодвинуть засов, когда постучался мистер Оверхолт. Его извинения я почти не воспринимала, ибо мое сознание было поглощено только что сделанным открытием.
Кто он, это чертов Томпкинс, чтоб ему провалиться? Я была уверена, что видеть его не видела и слышать о нем не слышала, а вот ему было известно о деятельности Джейми слишком много. Опасно много. Это порождало два вопроса: где английский моряк мог раздобыть такие сведения и кто еще ими располагает.
— …урезать на будущее порцию грога, чтобы иметь возможность выделить вам дополнительный бочонок рома, — с сомнением в голосе произнес мистер Оверхолт. — Матросам это сильно не понравится, хотя, может быть, мы это и устроим: в конце концов, до Ямайки всего неделя пути.
— Нравится им это или нет, но я нуждаюсь в спирте больше, чем они в гроге, — безапелляционно заявила я. — Если они станут слишком сильно выражать недовольство, скажите им, что, если у меня не будет спиртного, возможно, никто из них не доплывет до Ямайки.
Мистер Оверхолт вздохнул и вытер мелкие капельки пота со своего лоснящегося лба.
— Я скажу им, мэм, — пообещал он, не зная, что возразить против подобного аргумента.
— Вот и прекрасно. Минуточку, мистер Оверхолт!
Он обернулся.
— Могу я узнать, что означают литеры «эс-эс»? Я видела, как капитан делал такие пометки в судовом журнале.
В глубоко посаженных глазах эконома промелькнула искорка юмора.
— Это сокращение, мэм, означает «списан в связи со смертью». Для большинства из нас это единственный способ гарантированно расстаться с королевским военным флотом.
Пока я надзирала за обмыванием тел и раздачей подслащенной воды и кипяченого молока, мысли мои вертелись вокруг проблемы неведомого Томпкинса.
Я ничего не знала о нем, за исключением его голоса. Он мог оказаться любым из множества тех, чьи силуэты я мельком замечала на реях, когда выходила на палубу глотнуть свежего воздуха, или тех, кто метался по трапам между палубами и трюмами в тщетной попытке справиться в одиночку с работой, рассчитанной на троих.
Конечно, подцепи он заразу, ему бы меня не миновать: я знала имена всех пациентов в лазарете. Но ждать, когда это случится (если вообще случится), я не могла, а потому пришла к выводу, что придется пойти путем расспросов. Хуже не будет, скорее всего, он знает, кто я такая. Ну узнает еще и то, что я о нем спрашивала, — велика ли беда? Проще всего было подступиться к Элиасу. Правда, я повременила с расспросами до конца дня в расчете на то, что усталость притупит его природное любопытство.
