— Значит, затея Линдар все равно обречена на провал?
— Если б на ее месте была бы, предположим, моя мать, то я бы еще засомневался. Чтобы задумать и осуществить подобный план, надо обладать ее дьявольским умом и умением плести интриги.
— А какие еще предположения родились в твоей голове, господин?
— Голова моя, к несчастью, занята совсем другим делами, — признался Халид.
Догадливый Абдулла усмехнулся.
— Уж не пленница ли причиняет тебе столько забот?
— Да. На рассвете она вновь пыталась бежать на дырявой лодке. Ее счастье, что я вовремя оказался на берегу.
— Эта девица никогда не успокоится. А что слышно о Форжере? Есть ли новости? Где его дьявол носит?
— Новостей пока нет. — Халид развел руками, но тут его внимание привлек смотритель дворцовой голубятни, поспешным шагом пересекающий двор. Он явно направлялся к принцу.
Халид жестом поторопил его, и тот перешел на бег. Еще не отдышавшись, он согнулся в низком поклоне и протянул господину послание, затем попятился назад и застыл в неподвижности. Новости были настолько тревожными, что опытный слуга решил держаться подальше от могучих рук принца на случай, если господин впадет в гнев, что случалось довольно часто.
Предчувствие слуги полностью оправдалось. Прочитав письмо, Халид огляделся вокруг себя в поисках подходящей жертвы для расправы. В нем вскипела такая ярость, что на него стало страшно смотреть. Султанский Пес вновь ощерил клыки.
— Плохая весть? — все же осмелился спросить Абдулла.
— Кто-то пытался убить Линдар и ее ребенка.
— Как? Где? — То, что предполагаемый убийца сумел проникнуть в Топкапи, потрясло Абдуллу.
— Мать не сообщает подробностей. Мы отправимся в Стамбул и там все узнаем.
— Мне кажется, что это покушение подтверждает невиновность Линдар, — высказал предположение Абдулла.
— Не знаю, — пожал плечами Халид, — Михрима пишет, что обнаружены какие-то улики, якобы указывающие на причастность Форжера.
— Хорька? Быть не может!
— О, мой господин! — вопль Омара заставил их вздрогнуть. Не дожидаясь позволения приблизиться, маленький человечек шаром подкатился к ногам принца и пробормотал: — Я искал вас повсюду.
— И нашел наконец — мрачно произнес Халид, и евнух затрепетал, безмолвно хватая ртом воздух.
— Кто это? — спросил Абдулла, глядя с высоты своего роста на маленького Омара.
— Мать подыскала его для ухода за англичанкой. К сожалению, этот болван провинился. Оставил дверь незапертой и без охраны.
Омар, обретя дар речи, в ужасе прокричал:
— Она меня зарезала!
— Если тебя зарезали, то почему ты так орешь? — строго спросил Халид.
— И не истекаешь кровью, — добавил Абдулла, и в груди его зародился хриплый смех.
— Смешного мало. — Омар очень обиделся на незнакомого ему великана и целиком переключился на принца. — О, господин, все так ужасно! Ваша пленница спала и во сне застонала. Разумеется, я встревожился, поспешил к ней. Она звала своего отца. Я начал ее будить, а она схватила меня одной рукой, а другой зарезала.
— Но ты же не ранен, — заметил Абдулла.
— Откуда у нее взялся нож?
— О, мне повезло, что она была безоружна. Если б в руке ее был кинжал, то я бы не смог тогда поговорить с вами, сиятельный принц. О аллах! Ей привиделось, что она протыкает меня насквозь.
— Ей привиделось, тебе привиделось!.. Богатое у вас обоих воображение, — рассмеялся Абдулла.
Халид же молча взглянул вверх и увидел, как Эстер мгновенно отпрянула от окна спальни.
Принц решил, что он уже по горло сыт этими ночными ее кошмарами. Пора избавить ее от них навсегда, даже если придется вытрясти из нее всю душу.
Услышав, как ключ поворачивается в замке, Эстер завертелась на месте, ища, куда бы спрятаться. Но ее повелитель уже грозно заполнил своей внушительной фигурой дверной проем.
— Ты не повинна в смерти отца, — заявил Халид.
— Что? — Эстер съежилась в испуге.
— Прекрати терзаться по ночам и изводить себя. Иначе ты скоро очутишься там, где и он — в раю или аду — не знаю!
— Как ты смеешь?..
— Я смею приказывать тебе, потому что ты лишаешь меня покоя и пугаешь моих слуг.
— Кого, интересно, я напугала?
— Омар до сих пор дрожит, потому что ты заколола его во сне. Неужто ты не помнишь? Эстер побледнела.
— Он серьезно ранен?
— Душевно — да! А если б у тебя взаправду был нож в руке? — Халид неосторожно улыбнулся и этим свел все свои угрозы на нет.
— Так какого черта ты врываешься ко мне, мелешь какую-то чепуху и чего-то от меня требуешь?
— Это ты выкрикиваешь среди ночи какой-то вздор и грозишь пролить кровь! И понизь голос, когда говоришь со мной!
— Не смей вмешиваться! Мои сны и мои мысли — моя собственность, и как бы ты ни был могуществен, они тебе не по зубам, — выплеснула Эстер с торжеством, вероятно, заготовленные заранее фразы.
Халид был полон сострадания к ней и желания освободить девушку от чувства вины.
— Незачем укорять себя всю жизнь. Судьба твоего отца была уже предрешена на небесах.
Не желая слышать его увещеваний, Эстер заткнула уши.
Халид развел ее руки, встряхнул как игрушку и продолжил ровным, холодным тоном:
— Девчонка десяти лет от роду не могла бы защитить отца от шайки убийц.
Пощечина, которую он вдруг получил, отпечаталась на его щеке. И за этим вылился поток слов:
— Мой отец был добр, честен и справедлив. Он был для меня больше, чем ангел, кому господь поручает охранять ребенка от рождения до смерти. Он называл меня своей тенью, потому что я всегда следовала за ним. И только один раз я его подвела своим непослушанием, и вот что из этого вышло! — всхлипнув, Эстер прошептала умоляюще: — Не вправе нечестивые уста называть его имя. Прошу, не говори о нем.
Халид был озадачен. Пощечин он не получал никогда в своей жизни. Если б какой-то мужчина осмелился поднять на него руку, он бы тотчас очутился в царстве мертвых. Но женщина! Халид надеялся, что она поступила так в минутном затмении разума.
А что, если?.. Мысль Халида вдруг заработала в другом направлении. Нет ли тут интриги, сплетенной Хорьком?
— Избавь меня от своего присутствия, — между тем нагло потребовала англичанка. — Я тебя презираю.
— Мне нет дела до того, как ты ко мне относишься. — Халид сдержался и остался внешне невозмутимым. То, что он сказал, было правдой. Презрение или преклонение женщин он воспринимал одинаково равнодушно. Но то было раньше. — Ты лишь орудие моей мести, — сказал он, чеканя каждое слово и пронзая ее взглядом холодных, как северные льдины, голубых глаз. — Выставив тебя на невольничий торг, я выманю Хорька из норы. За тебя твой жених выложит все, что имеет, а затем встретится со своим создателем на том свете.
