– Филипп! – Она охрипла, крича страдальчески, безнадежно. – Филипп!
Лилибет посмотрела на озеро. Филипп знает, что ему запрещено лезть в воду. Он бы не ослушался ее так откровенно. У него нет ни купального костюма, ни полотенца. Он сдержанный, разумный пятилетка и не такой шалун, чтобы полезть в очень холодное озеро.
Или такой?
Голова кружилась от паники.
Нет. Рассуждай здраво. Лилибет сделала глубокий вдох и заставила себя успокоиться. Он бы не полез в воду. На берегу не видно ни ботинок, ни чулок. Даже в припадке безрассудного восторга Филипп не стал бы купаться в ботинках.
Или стал?
О Господи. Начнешь искать в воде и потеряешь драгоценное время, а Филипп окончательно заблудится среди деревьев или в долине.
Но если он в озере, если случайно туда упал – например, полез на скалу и свалился…
– Филипп! – во всю мочь закричала она. Он наверняка ее услышит. Ветер дует от озера. Если сын ее услышит, пойдет ей навстречу. Если, конечно, он среди деревьев, а не в озере.
Старый лодочный сарай виднелся в сотне ярдов от нее, ржавого цвета краска шелушилась на солнце. Лилибет снова побежала. Камни давили сквозь кожу прочных туфель, дыхание тяжело и мучительно вырывалось из саднящих легких. Мышцы налились энергией; она неслась по берегу, без устали переставляя ноги, потеряв шляпку.
Лилибет распахнула дверь в сарай.
– Филипп!
К балкам взлетела ласточка, тревожно замахав крыльями. Между штабелями старого дерева и бухтами веревок парили соринки, описывая медленные круги, поблескивая под внезапными солнечными лучами.
Тело обмякло от отчаяния. Лилибет повернулась и побежала к воде. Слева нагромождение валунов протянуло короткий и толстый палец прямо в озеро. Филипп обожает лазить по скалам.
Лилибет полезла наверх не раздумывая. Подошвы туфель соскальзывали с пятнистых камней. Она поранила пальцы, цепляясь за валуны. С нечеловеческой силой Лилибет подтянулась, забралась на самый высокий валун и, спотыкаясь, подошла к краю.
Идеальное место для ныряния. Идеальное место для того, чтобы любопытный маленький мальчик поскользнулся и полетел в воду.
Лилибет нагнулась и стала всматриваться в воду. Ужас и отчаяние кипели в крови, руки тряслись. Неразумно, она ведет себя неразумно, нужно было искать в лесу, а это просто абсурдно. Но что-то притянуло ее сюда, заставило посмотреть. Предчувствие? Страх? Нездоровое воображение?
Внизу легонько плескалась прозрачная вода, разноцветные камушки словно перемещались под волнами. Стайка крохотных рыбешек проплыла мимо, на мгновение сверкнув под солнечными лучами.
– Вижу, вы отыскали мое любимое место для купания.
Лилибет резко повернулась, едва не свалившись.
Лорд Роланд Пенхэллоу смотрел на нее снизу, от основания скалы, теплая, знакомая улыбка освещала его лицо. Филипп, сидевший на широком, обтянутом твидом плече, протянул к ней ручки и восторженно закричал:
– Мама!
Она соскользнула с камня, упала на колени на гальку и протянула к сыну руки, всхлипывая ему в волосы.
– Я так беспокоилась! О, милый! Прости!
– Я погнался за кузнечиком, мама. Самый большущий красный кузнечик, какого только можно увидеть! А лорд Роланд…
Голос Роланда проник ей в ухо, низкий, озабоченный.
– Так вы волновались? Мне ужасно жаль. Я увидел его среди деревьев, счастливого, как жаворонок.
Лилибет подняла взор. Роланд стоял у подножия валуна, прислонившись к нему крепким плечом, и смотрел на нее сверху вниз напряженными, сосредоточенными глазами. Твидовая кепка скрывала его волосы, подчеркивая безупречные скулы, твердую челюсть, сухожилия на шее, исчезавшие под расстегнутым воротничком. Под полуденным солнцем кожа его позолотилась. Он выглядел как Адонис в современной одежде, слишком красивый, чтобы быть настоящим.
– Я заснула, – хрипло произнесла Лилибет. – Я подумала… я не знала, куда он делся… и запаниковала… вода…
– О, мама, – с упреком сказал Филипп. – Я бы ни за что не полез купаться в ботинках.
Она зарылась лицом в его теплые, пахнущие солнцем волосы.
– Нет, милый. Конечно, нет. Я так глупо себя повела. Конечно, с тобой все хорошо, ты же большой мальчик. – Лилибет снова подняла взгляд и посмотрела на Роланда, гибкого, красивого, неуязвимого. – Спасибо, – прошептала она.
Он улыбнулся и мгновенно вновь стал человеком.
– Я же обещал, что в следующий раз приведу его прямо к вам, так?
– Да, – согласилась она. Кудряшки Филиппа клубились около ее щеки, как облачко пуха. – Вы обещали.
Роланд снял кепку, заглянул внутрь и снова ее надел. Перевел задумчивый взгляд на небо.
– Я подумал, что за труды человеку полагается вознаграждение.
Она не смогла сдержать улыбку.
– Какое именно? – Лилибет поднялась на ноги.
– Мне кажется, пикник отлично подойдет.
– О, можно, мама? – Филипп схватил ее за руку. – Можно, пожалуйста?
Она сжала пальчики сына. Роланд смотрел на нее вопросительно, вскинув брови, прижав подбородок к груди. Больше не богоподобный и даже не человек: скорее он походил на совершенно неотразимого золотистого ретривера, который надеется на косточку.
Облегчение и эйфория все еще пели у нее в крови. Затылок пригревало теплое итальянское солнышко. Она любила Роланда Пенхэллоу, она любила весь мир.
– Да, – ответила Лилибет. – Конечно, можно.
Три часа спустя, расстегнув воротник рубашки, перекинув пиджак через плечо, Роланд тащился вверх по холму к замку.
До сих пор он считал, что нет ничего утомительнее целого дня охоты верхом на мощном жеребце. Полдня, проведенных в погоне за энергичным пятилетним мальчиком вдоль берега озера, отправили эту уверенность в страну заветной ностальгии.
– Ему нужен отец, – сказал Роланд.
Лилибет ничего не ответила. Она тащилась рядом с ним между двумя рядами винограда. Лицо ее затеняли широкие поля шляпы. Примерно в пятидесяти ярдах впереди Филипп бегал от одной виноградной лозы к другой с избыточной энергией, время от времени останавливаясь, чтобы посмотреть на новую поросль.
Чем, дьявол их побери, они кормят этого мальчика?
Роланд оттянул пальцем воротник в надежде, что приток воздуха хоть немного освежит перегревшуюся кожу.
– Полагаю, сейчас ты скажешь, что у него уже есть отец, – продолжил он. – Кровный отец.
– Да, есть. Он любит своего отца.
