Своих родственников, Эвартов, Эбби не видела со дня венчания. В прошлом году скончался добрый дядюшка Эварт, и Эбби оплакивала его почти так же горячо, как своего отца, но известие о его смерти пришло от тетушки Энн слишком поздно, чтобы Эбигейл успела приехать попрощаться с ним. Кузина Эбби, миссис Белинда Лонгсдейл, не писала ей, и о жизни Лонгсдейлов Эбби узнавала только из редких писем тетушки Энн и из посланий Лоры и Клариссы, впрочем, последние предпочитали как можно реже встречаться с Белиндой и ее подругой, миссис Дэйнс, в девичестве мисс Гладстон, так как недолюбливали друг друга со дней своей юности.
Даже мысленно Эбигейл старалась не произносить имя мистера Лонгсдейла. Старая рана зажила, если это была рана, а не царапина, нанесенная неуверенной иголкой подростковой влюбленности, но место, приготовленное в ее сердечке для подлинной, глубокой любви, так и осталось незаполненным. Вернее сказать, его заполняло столько забот, что Эбби некогда было сожалеть о своих ошибках и их последствиях.
Она посвятила себя заботе о супруге и маленьком безвестном приходе, где чувствовала себя почти счастливой. Почти, потому что было кое-что, омрачавшее ее одинокие вечера, когда преподобный Реймз трудился в своем кабинете над проповедью, дамы из приходского совета и просто страждущие души, забредавшие на свет в дом викария, расходились по своим убежищам, Минни молилась в своем чулане за кухней, и Эбби оставалась одна в своей элегантной гостиной с книгами и рукоделием. Ей недоставало лишь одного – целого выводка маленьких Реймзов, весело копошащихся на ковре перед камином или зубрящих свои уроки нестройным хором. Господь до сих пор отказывал семейству викария в этой милости, и с каждым годом надежды Эбби обрести радость материнства таяли. Это не так угнетало ее, как могло бы благодаря постоянным занятиям и беседам с мудрыми людьми, каковые нашлись, к счастью, в Бакминстере и его окрестностях.
Одним из таких людей и была миссис Бирн. Ее муж, фермер, упорно трудился на своем поле, но едва мог заработать на пропитание своей большой семьи. Старший сын Бирнов промышлял браконьерством в лесах сквайра, как делали и многие другие бедняки, но миссис Бирн, кристально честная женщина, не могла потерпеть подобное нарушение закона и своей несгибаемой волей добилась того, что заблудший грешник был изгнан из отчего дома, хотя сердце матери обливалось кровью. С тех пор о судьбе Тома Бирна ничего не было известно, но миссис Бирн не сетовала и никому не позволила бы себя жалеть.
Она одной из первых разглядела испуганное выражение в глазах молоденькой жены викария и сочла своим священным долгом опекать и направлять миссис Реймз, а через некоторое время покровительственное отношение переросло в крепкую дружбу, несмотря на явное неодобрение некоторых почтенных матрон, полагающих недопустимым столь тесное общение супруги их пастыря и грубоватой фермерши.
Эбби находила в миссис Бирн много черт, напоминающих ей добрую Джованну, и охотно позволяла наставлять себя относительно приготовления варений, пирогов и способов полировки мебели. Викарий Реймз безропотно съедал все творения своей супруги, какими бы кривоватыми и подгорелыми они ни были, и первое время только усилия Минни не позволяли ему умереть от голода или несварения желудка.
Теперь Эбби с улыбкой вспоминала о том, сколько слез она пролила, пока домашнее хозяйство перестало быть для нее непостижимым таинством, и ее чаепития стали известны в Бакминстере как образец непревзойденного никем сочетания отменных блюд и изысканного времяпрепровождения, ведь миссис Реймз готовила свои пироги и кексы не хуже, чем пела, а пела она ангельски.
Занятия музыкой доставляли Эбби все ту же, если не большую, радость, что и в годы юности, когда ее нежный голос разносился по римским улочкам и присоединялся к десяткам других, слышимых как из распахнутых окон дворцов, так и из лачуг бедняков, ибо ни один народ так не славен своей музыкальностью, как итальянцы.
В память о своем друге и наставнике Марио Фьори Эбби давала уроки музыки нескольким самым талантливым девочкам и мальчикам из прихода викария Реймза, а руководимый ее рукой церковный хор по воскресеньям вызывал у прихожан благочестивые слезы.
За семь лет, истекших с ее свадьбы, с Эбигейл почти не случалось сколько-нибудь заметных событий, поэтому о них в этой истории и сказано так мало, но дальше автор намерен исправиться и начнет с визита миссис Бирн, поскольку именно в тот день Эбигейл Реймз, сама о том не подозревая, ступила на путь, ведущий к переменам.
Минни внесла поднос с угощением и удалилась, окинув гневным взглядом недостаточно чистую, по ее мнению, обувь гостьи. Но миссис Реймз умела, при необходимости, быть строгой хозяйкой, и служанка остерегалась слишком часто высказывать свое мнение.
– Тебя привело ко мне какое-то дело или просто желание посмотреть, как я справляюсь? – спросила Эбби после того, как разлила чай.
Это тоже было одной из их любимых шуток – в первый год после водворения Эбби в доме викария Элис Бирн забегала к ней едва ли не каждый день и объясняла свои визиты желанием узнать, «как справляется эта девчушка».
– Я давно уже не спрашивала тебя об этом, – охотно рассмеялась миссис Бирн. – Все в Бакминстере знают, что миссис Реймз умеет добиться уважения к себе, а викарий Реймз толще день ото дня явно не потому, что питается одной лишь духовной пищей. Вовсе нет, я принесла вам новости о нашем сквайре.
Эбби удивленно подняла темные брови. Покойный сквайр Арчер не упоминался в Бакминстере иначе чем со вздохом сожаления и досады, так как привел свое хозяйство в совершенное запустение, едва не приведя своих арендаторов к разорению, после чего излишества в еде и питье послужили причиной его к ранней смерти. Сын и дочь Арчера находились под опекой дяди и не бывали в своем поместье уже лет пятнадцать, а управляющий, мистер Парксон, едва ли объезжал поля и фермы чаще, чем раз в два-три года, а в некоторые дома он бы и вовсе не рискнул зайти, так как обозленные нищетой фермеры бывают скоры на расправу.
Долгие годы эти простые люди ждали, когда новый сквайр достигнет совершеннолетия и вступит во владение своим имуществом. «Вот тогда все изменится, – говорили они, – молодой Арчер прогонит эту лису Парксона, наймет честного управляющего, может быть, даже Дика Хинли, никто лучше него не знает здешние места, и в наших кошельках зазвенят пенни, а в домах – смех, и наши дети перестанут бояться ходить в школу, потому что на дороге на них могут напасть разбойники».
Время шло, молодой Арчер вырос, но так и не появился в Бакминстере, и надежды его арендаторов растаяли, а перед некоторыми даже замаячил жуткий призрак работного дома.
