Подергав прокушенное ухо, Максим наклонился к парочке, которая, замерев, наблюдала за ним, и прошипел:
— Итак! Что вы намерены сказать в свое оправдание?
— Что мы можем сказать, милорд? — проговорил Фич, нервно поглаживая свой объемистый живот. — Мы сделали ужасную ошибку, это верно, и если вы собираетесь отрубить нам руки, то мы заслужили это.
— Спенс? — Приподняв брови, маркиз ждал, что тот ответит.
Спенс водил носком сапога по каменному полу, вспоминая, что всего неделю назад он был покрыт толстым слоем грязи. Если бы не старания девушки, грязь и сейчас была бы здесь.
— На моей душе висит груз ответственности за девушку, ваша светлость, особенно если учесть, что мы сами устроили эту заваруху. Если вы дадите мне отпуск, я отвезу ее домой и возвращу ее целой и невредимой ее дядьке.
Некоторое время Максим пристально всматривался в своего слугу и понял, что тем движет искреннее желание помочь и стремление восстановить справедливость.
— Есть еще одна причина, которая не позволяет мне отпустить ее.
— И какая же, милорд?
— Ее отец был похищен, и я уверен, что она подвергнется большой опасности, если мы вернем ее в Англию до того, как он окажется на свободе. В Англии нет ни единого человека, к кому она могла бы обратиться за помощью и покровительством, кроме Эдварда, а мне известно, что представляет собой этот старый козел.
— Тогда, милорд, мы должны удержать девушку ради ее же безопасности.
— Точно.
— Вы расскажете ей об этой опасности?
— А она поверит мне?
— Нет, милорд, и она будет ненавидеть вас за то, что вы держите ее здесь.
Максим пожал плечами:
— Мне приходилось испытывать на себе ненависть и более яростных мегер, чем она.
Фич с сомнением покосился на него.
— Гм! Подождите немного, пока вы не узнаете ее получше. Вы можете передумать. Могу сказать, что мне в жизни не приходилось видеть более кровожадных женщин.
Максим жалостливо улыбнулся, потирая шишку на лбу.
— В твоих словах что-то есть, Фич.
— Но как же тогда быть с вашей невестой, милорд? — спросил Спенс.
После довольно продолжительного размышления Максим печально вздохнул, тем самым выразив свою покорность судьбе.
— Все складывается так, что она теперь потеряна для меня. В этом Эдвард одержал надо мной победу. У него осталась дочь и моя собственность, к тому же его сундуки пополнились состоянием Реланда. Пройдет еще много месяцев, прежде чем я смогу вернуться и расквитаться с ним.
— Да, милорд, иногда наступает время, когда наши планы рушатся, — сочувственно вздохнул Спенс. — Но сейчас, когда мы все выяснили, мне кажется, что нами управляла мудрая рука судьбы. Если наша с Фичем ошибка поможет уберечь девушку от грозящей ей опасности, тогда я буду гордиться тем, что сделал ради нее, и сожалеть о том, чего не сделал для вас.
Максим молчал. Он не мог спорить со Спенсом, чье высказывание было преисполнено мудрости, но логика не приглушила ноющей боли в сердце. Он медленно двинулся вверх по лестнице, грохоча своими сапогами по каменным ступеням.
— Принесите еды и эля и приготовьте мне ванну в моей комнате, — приказал он слугам, — потом оставьте меня и не беспокойте до утра. Мне нужно отдохнуть, я давно мечтал о тюфяке со свежей соломой…
— Э-э… прошу прощения, ваша светлость… — обратился к нему Фич, вновь охваченный тревогой.
Максим остановился и, повернувшись вполоборота, ждал, когда его слуга заговорит. Он чувствовал, что еще не все сказано, и, судя по беспокойному взгляду Фича, догадывался, что новость будет не из приятных.
— Э-э… мы… э… только что занялись уборкой в замке. Мы выскребли пол в зале и на лестнице, потом некоторое время потратили на обустройство комнаты госпожи…
— Продолжай, — подбодрил его заинтригованный сбивчивой речью слуги Максим, пытаясь понять, куда тот клонит.
— В общем, ваша светлость, мы были так заняты, — Фич опять нервным движением погладил свой живот, — что не успели прибрать вашу комнату.
Максим бросил на него недовольный взгляд, но не рассердился, потому что знал, что ему достаточно чистого тюфяка, чтобы дать отдохнуть натруженным мышцам.
— Это может подождать до завтра. Все, что мне нужно, — это немного поспать.
— Да, ваша светлость… — едва не теряя сознание, пробормотал Фич.
Челюсти маркиза сжались, на скулах заиграли желваки. Совершенно очевидно, что была какая-то более серьезная проблема, о которой слуга не захотел говорить.
— В чем дело, Фич?
— Э-э… ну, понимаете ли, милорд…
— Да говори же! — воскликнул Максим. — В чем дело?
— Крыша! — выдохнул Фич. — Мы еще не починили ее.
— И что же не так с этой крышей? — рявкнул Максим, почти доведенный до бешенства невразумительным бормотанием слуги.
— В ней дыра величиной с большой котел, ваша светлость. Сомневаюсь, что вам будет удобно в ваших покоях. Почему бы вам не отдохнуть здесь, внизу, у камина, где так тепло?
Максим устремил пристальный взгляд своих зеленых глаз на несчастного Фича.
— Сколько времени, по-твоему, займет ремонт крыши и обустройство моей комнаты? — голосом, лишенным доброжелательности, произнес он.
— О, для того чтобы починить ставни и дверь, понадобится всего день. Понимаете, милорд, дверь не закрывается. А на то, чтобы заделать дыру, уйдет день или два, может, три. Если не брать в расчет уборку.
Максим медленно двинулся вниз.
— Я поужинаю возле камина, но до того как я лягу спать, моя комната должна быть приведена в приемлемое состояние, даже если вам придется развесить одеяла, чтобы укрыть кровать от холода и снега. Если же вам это не удастся, вы проведете зиму в стойле, вместе с Эдди. Я ясно выразился?
— Вполне, милорд, — поспешил заверить его Фич. Его мозг уже лихорадочно прикидывал, что им предстоит сделать, нельзя было терять ни минуты. — Я приготовлю вам ужин и сразу же займусь делом.
— Не беспокойся. Ужином я займусь сам. У вас очень мало времени.
— Да, милорд, — согласился с ним Фич.
Спенс уже метался по залу, подхватывая на ходу ведро и метлу. У него не было ни малейшего желания коротать зимние ночи в обществе Эдди. За конюшней была небольшая клетушка с очагом и дымовой трубой, но Спенс сомневался, что его светлость намеревался поселить их именно в этом помещении, если они не выполнят своей работы. Он не очень хорошо представлял, какие зимы в этой холодной северной стране, но уже всем сердцем полюбил тепло ярко горевших в камине поленьев и мягкий тюфяк, набитый свежей соломой.
Илис откинула меховое одеяло, и ее лицо и плечи сразу же обдало холодом, наполнявшим комнату. Это свежее прикосновение окончательно разбудило ее, прогнав последние остатки сна. От ледяного воздуха она покрылась гусиной кожей, ее дыхание превращалось в клубы белого пара. Холод защекотал ноздри, и ей захотелось чихнуть. Хотя она и прижала палец к носу, это не помогло. Она сделала несколько неглубоких вдохов и, сев в кровати, расчихалась с такой силой, что, когда приступ прошел, ее глаза покраснели, а из носа потекло.
