Люси чувствовала все это. Но с одним человеком.
Она любит его. Она любит Грегори Бриджертона. Истина открылась ей совершенно отчетливо – и оказалась жестокой.
– Люси? – неуверенно позвала ее Гермиона. И снова: – Люси?
– Когда свадьба? – спросила Люси довольно резко. Потому что единственное, на что она была способна, – это сменить тему. Она повернулась и впервые за весь разговор прямо посмотрела Гермионе в глаза. – Ты уже начала строить планы? Церемония пройдет в Финчли?
Подробности. Подробности – вот где ее спасение. Так было всегда.
На лице Гермионы появилось озадаченное выражение, потом оно сменилось смущенным. Потом она ответила:
– Я... нет, думаю, она состоится в Феннсуорт-Эбби. Там величественнее. А... а ты уверена, что с тобой все в порядке?
– Абсолютно, – заверила ее Люси. Она уже разговаривает в обычной для себя манере, и это дает надежду на то, что скоро к ней вернется привычное самообладание. – Но ты не сказала когда.
– Оказывается, вчера возле оранжереи были люди. Не знаю, что они слышали, но вокруг уже начали шептаться, и нам придется поторопиться. – Гермиона одарила ее милой улыбкой. – Мне все равно. И Ричарду, думаю, тоже.
Интересно, подумала Люси, кто из них первым подойдет к алтарю. Люси надеялась, что Гермиона.
Раздался стук в дверь. Это была горничная. За ней следовали два лакея – они пришли за сундуками.
– Только подумай, Люси, – сказала Гермиона, направляясь к двери, – мы обе станем графинями. Я – Феннсуорт, а ты – Давенпорт. Мы с тобой будем королевами высшего света.
Люси понимала, что Гермиона хочет подбодрить ее, поэтому, собрав все силы, изобразила на лице улыбку и сказала:
– Это будет великолепно, правда?
Гермиона сжала ей руку.
– Да, Люси. Вот увидишь. Мы на пороге нового дня, и этот день обещает быть солнечным.
Люси обняла подругу. Только так она могла спрятать от нее свое лицо.
Потому что на то, чтобы снова изобразить на лице улыбку, сил у нее уже не было.
Грегори нашел Люси. Он едва не опоздал. Она стояла на подъездной алее, как ни странно, в одиночестве, если не считать сновавших вокруг слуг. Она стояла боком к нему и, слегка вздернув подбородок, наблюдала за тем, как вещи грузят в карету. Она выглядела... спокойной. И крепко держала себя в руках.
– Леди Люсинда, – позвал Грегори.
Она на мгновение замерла, прежде чем обернуться. А когда обернулась, в ее глазах промелькнула боль.
– Я рад, что застал вас, – сказал он, хотя уже сомневался, что это ее обрадовало. Ведь она не проявила радости при виде его. Для него это стало неожиданностью.
– Мистер Бриджертон, – проговорила она. Уголки ее рта были слегка приподняты, будто она считала, что улыбается.
У него на языке вертелась тысяча разнообразных фраз, но он выбрал наименее значительную и наиболее понятную:
– Вы уезжаете.
– Да, – сказала она после едва заметной паузы. – Ричард хочет выехать пораньше.
Грегори огляделся по сторонам:
– Он здесь?
– Нет. Думаю, он прощается с Гермионой.
– Ах да. – Он покашлял. – Разумеется.
Он смотрел на леди Люсинду, а леди Люсинда смотрела на него, и оба молчали.
И испытывали неловкость.
– Я хотел сказать, что сожалею, – проговорил Грегори.
Она... она не улыбнулась. Он не понял, что отразилось на ее лице, но улыбки на нем точно не появилось.
– Конечно, – сказала она. – Я принимаю извинение. – Она посмотрела в сторону. – Пожалуйста, больше не думайте об этом.
Она сказала именно то, что и должна была сказать, но почему-то Грегори это задело. Он поцеловал ее, и поцелуй сильно подействовал на него. И если ему захочется вспоминать этот поцелуй, он, конечно, будет его вспоминать!
– Я увижу вас в Лондоне? – спросил он.
В этот момент она опять повернулась к нему, и их взгляды наконец встретились. Она что-то искала в его глазах. Она что-то искала в нем самом, но Грегори сомневался, что она нашла это:
Она выглядела слишком мрачной, слишком усталой. Совсем непохожей на себя.
– Полагаю, что увидите, – ответила она. – Но все уже будет по-другому. Я, видите ли, обручена.
– Практически обручены, – с улыбкой напомнил ей Грегори.
– Нет. – Она медленно и с каким-то непонятным смирением покачала головой. – Сейчас уже по-настоящему. Именно поэтому Ричард и приехал за мной. Мой дядя окончательно оформил договор. Полагаю, скоро огласят имена. Все решено.
Грегори не мог скрыть изумления.
– Понятно, – сказал он, придя в себя. В голове уже вовсю шла работа. Работа шла и шла, но ни к чему не приводила. – Желаю вам всего наилучшего, – проговорил он, потому что больше нечего было сказать.
Леди Люсинда кивнула и указала рукой на просторную зеленую лужайку перед домом.
– Наверное, я прогуляюсь по саду. Впереди меня ждет долгая дорога.
– Разумеется, – сказал Грегори, вежливо кланяясь ей.
Итак, ей не нужно его общество. Даже словами было бы трудно выразиться яснее.
– Я была рада познакомиться с вами, – сказала она.
Она поймала его взгляд, и впервые за все время разговора Грегори заглянул ей в душу. Он увидел ее всю, измотанную и побитую.
А еще он понял, что она прощается.
– Я сожалею... – Она замолчала и посмотрела в сторону. На каменную стену. – Я сожалею, что получилось не так, как вы надеялись.
«А я нет», – подумал Грегори и вдруг осознал, что это именно так. На мгновение он представил свою семейную жизнь с Гермионой Уотсон, и ему стало...
Скучно.
Господи, как же получилось, что он понял это только сейчас? Они с мисс Уотсон совсем не подходят друг другу. Если быть честным, он едва избежал опасности.
Маловероятно, что в следующий раз, когда речь вновь зайдет о делах сердечных, он будет доверять своему здравому смыслу, но все равно такое положение предпочтительнее скучной семейной жизни. Грегори подумал, что надо бы поблагодарить за это леди Люсинду, хотя не смог объяснить себе зачем. Ведь она не помешала его браку с мисс Уотсон, напротив, она воодушевляла его на каждом шагу.
Однако почему-то ответственность за то, что он в конечном итоге образумился, лежит на ней. Если сегодня утром ему и предстояло познать истину, то истина заключается именно в этом.
Люси указала рукой на лужайку.
– Я все же прогуляюсь, – сказала она.
Грегори поклонился ей и стал молча смотреть вслед. Ее светло-русые волосы, собранные в тугой пучок, казалось, притягивали к себе солнечный свет, как мед и масло.
Грегори стоял так довольно долго – не потому, что ждал, что она оглянется, или надеялся на это.
Он стоял так на всякий случай.
Потому что она могла оглянуться. Она могла обернуться, она могла что-то сказать ему, а он мог бы ответить, и она могла бы...
